Анри Барбюс

В 1898 году Франция жила делом капитана Дрейфуса, клеветнически обвиненного в шпионаже. Дело капитана Дрейфуса стало той лакмусовой бумажкой, которая выявила подлинный цвет Третьей республики, и это был не благородный красный цвет французского знамени, но желтый — цвет предательства и измены интересам народа. Тогда из-под пера Эмиля Золя вышло гневное обращение к президенту: «Я обвиняю». Это был страстный протест против происков реакции.

Барбюс благоговеет перед мужеством Золя, выступившего в защиту Дрейфуса, не только потому, что это выступление было защитой невинного, защитой справедливости вообще, но и потому, что оно было наступлением на силы реакции, создавшей дело Дрейфуса.

Страстный протест Золя против «дрейфусаров», его потрясшее весь мир «Я обвиняю» вошли в жизнь Барбюса вместе с романами «Западня», «Чрево Парижа», «Углекопы».

Безмерное горе и страдания народа открылись ему в романах Золя. Сколько грязи и зла! И какая смелость у писателя!

В 1901 году Золя председательствовал на знаменательном общественном собрании. Жорес говорил о романе Золя «Труд». Как всегда, он воспламенял слушателей жаром убежденности, своим редкостным ораторским даром. Собрание выразило сочувствие русским рабочим и интеллигенции, борющимся с самодержавием.

Именно в это время Барбюс ищет возможности встретиться с великим писателем, «шагнувшим прямо на линию огня», как он напишет о Золя позднее.

Их знакомство состоялось в 1901 году на улице Брюссель, в квартире Золя, которому молодой поэт принес том своих стихов. Барбюсу было в то время двадцать восемь лет. Свидание это запомнилось ему на всю жизнь. Он вспоминал потом, что Золя говорил ему о семье «великих и благородных писателей», и Барбюс добавлял: «Он имел больше прав говорить о них, чем кто бы то ни было».

Творчество Золя было для Барбюса школой. Вереница героев двадцатитомных «Ругон-Маккаров» проходила перед ним, когда он начал писать прозу: новеллы, а затем — роман.

В 1903 году в издательстве «Факел» вышла небольшая книга, ин-фолио.

Первый роман поэта!

Заглавие было туманно. Оно интриговало, намекало на какой-то глубокий смысл: «Умоляющие».

Кое-кто, прочитав заглавие, предвкушал встречу с перепевами известной античной трагедии. Но роман был далек от Эсхила.

«Это психологический и немного романтический этюд о душе молодого человека моего времени», — говорил Барбюс.

Он внес в историю героя романа Максимилиана много автобиографического. Маленькая семья: рано овдовевший мосье Дезанзак, чувствительный и полный забот о сыне; бонна Леонора и мальчик Максимилиан; их тихая жизнь, их скромные радости: прогулки на лодке, маленькие путешествия… Все это так похоже на детские годы самого автора. А юный Максимилиан, «прислушивающийся к своему сердцу», одинокий, мечтательный, несущий правду в самом себе, — не образ ли это юноши Барбюса?

Далее автобиографическое перерастает в обобщенное. Пройдя с Максимилианом его путь, Барбюс стремится найти синтез жизни, собрать воедино воззрения своего поколения.

Первая заповедь героя Барбюса — неверие. Вторая — свобода личности. Третья — милосердие, любовь к людям.

Одиночество в толпе — удел героя. Ни в коллеже, ни среди блестящей парижской молодежи он не был близок ни с кем. Женщины не принесли ему радости. Он не нашел в них святыни любви, которую долго и тщетно искал.

Максимилиан становится свидетелем отвратительных сцен, цинизм в отношении к женщине ранит молодого Дезанзака в той же мере, как и автора.

Когда в поисках истины и добра герой сталкивается с «умоляющими», то есть с сестрами-урсулинками, Максимилиан отталкивает их от себя своим неверием.

Пафос атеизма поднимает эту книгу над другими современными произведениями.

Веяния времени, тональность литературы fin du siècle[8] коснулись и этой прозаической вещи Барбюса. Он с увлечением выписывает эротические картины, наивно полагая, что это и есть истинное подражание Эмилю Золя.

Идеалы автора оставались расплывчатыми. В романе повторялись мотивы безысходности и одиночества. И все же «Умоляющие» написаны не тем юношей, еще ничего не изведавшим в жизни, который стенал и убивался в стихах, а человеком возмужавшим, страстно ищущим пути к справедливости.

Да и сама образная ткань книги становится яснее, строже. Постепенно уходит туманная символика. Ее заменяют вполне реалистические образы, язык утрачивает аморфность. Фразы чеканные, лаконичные. Ритм повествования несколько замедленный — мало действия, преобладает исследование, но движения души — само действие.

Поль Дезанж, автор популярной во Франции книги о Барбюсе, рассказывает, как он посетил маленькую виллу на Лазурном берегу, где трудился Барбюс. Критик запомнил слова писателя:

«Это моя тенденция… род мании… Я всегда хочу нарисовать нечто осязаемое, чего можно было бы коснуться, сконцентрировать свет на одном лице, обрамленном тенями, глубокими тенями».

Точь-в-точь как на полотнах Эжена Каррьера; Барбюс видел эти полотна, в мастерской художника и очень любил их.