Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

Речь зашла о покупке государственной компанией «Роснефть» контрольного пакета акций ОАО «Юганскнефтегаз». На Западе эту, в общем-то, нормальную для любой экономики сделку, окрестили «вмешательством государства в частную собственность». Путин возмутился двойными стандартами иностранцев: «Когда проводилась грабительская приватизация, на которую поднялись наши олигархи, все было «о’кей», и у американцев не возникало вопросов. А когда государство, спустя годы, решило поучаствовать в тендере, оказывается, рушится демократия, а вместе с ней все мыслимые и немыслимые права собственника».

НЕТ ПРОРОКА В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ

Во все времена стране, претендующей на развитие, нужен думающий народ. Власть, во все времена живущая только по своим законам — законом власти, присваивает себе видение страны и истолковывает по-своему, какой народ ей нужен. В этом смысле социализм сыграл с властью злую шутку, поставив задачу «догнать и перегнать». Большевики понимали, что это возможно сделать не столько силой рук, сколько силой ума. И в Советском Союзе начался долголетний бум ученичества, бум образования. В этом смысле доступное всем и каждому бесплатное образование совершило со страной чудо.

Но один из вождей советских коммунистов, сам «университетов не кончавший», Иосиф Джугашвили (Сталин) скоро понял, что образованным народом, захваченным идеей догнать и перегнать, будет трудно управлять. Потому как, не отдельные личности или группы людей, а весь народ непременно начнет думать. И тогда во всех параметрах был задействован страх, который изуродовал мораль страны. Инакомыслие было возведено в ранг преступления, кратно более значимого, нежели любое иное правонарушение.

Народ был образован, знал, понимал, но, существуя под прессингом вселенского страха, молчал. Но как только прессинг страха ослабевал, образованный народ начинал говорить. И тогда страх по закону обратного действия охватывал власть. И, жизнь билась в стране, как мечущаяся стрелка барометра: культ личности, на смену ему хрущевская оттепель и почти в затылок к ней — хрущевский волюнтаризм с гонениями на художников и поэтов.

Анекдот той поры очень точно передавал состояние того самого общества вечного светлого будущего. Президент США Ричард Никсон выговаривает «дорогому Леониду Ильичу Брежневу»:

— Господин Брежнев, какая же у вас демократия? Вот у нас в Америке, каждый может подойти к Белому Дому и во всеуслышание критиковать президента Соединенных Штатов.

Брежнев в ответ:

— Так и у нас так же, господин Никсон, каждый может выйти на Красную площадь и абсолютно свободно критиковать президента Соединенных Штатов.

А затем горбачевская перестройка и попытка демократических реформ. Реформы в полном объеме не случились, а вот «разговорить» страну Михаилу Горбачеву удалось. Мнения в партии разделились. И, хотя в целом партия приняла свободу слова, это давало возможность, в том числе, и партийному руководству сравнительно открыто критиковать своих партийных оппонентов, но чувство массовой свободы партийных чиновников крайне настороженно. Им бы хотелось поле критики замкнуть рамками среды обитания высших чиновников. Но свобода слова повела себя неадекватно. А когда отменили 6-ю статью Конституции и КПСС лишилась роли единственной правящей партией, мы оказались в другой стране. Была предрешена не только судьбы свободы слова, но и судьба Советского Союза. Культ КПСС с ее жесткой партийной дисциплиной, а порой дисциплиной беспощадной, были теми обручами страха, которые стягивали страну и держали ее, как единое целое. Увы, но это именно так. Ушел страх перед правящей, всемогущей восемнадцатимиллионной партией, которая присутствовала всюду. В детских садах, в школах, в ЖЭКах, больницах, на заводах, в институтах, в театрах, в армии, КГБ, комсомоле, профсоюзе, в каждом доме, и в каждой квартире. И, более того, в каждой постели. Бесспорно, в процессе перестройки КПСС изменилась. Но это ей не помогло.