Аншлаг

Мы обе молча сидели, и долго. Но мне все ж хотелось спросить:

— А как же…

— Нет. Я не стала писать, — она мрачно смотрела вниз. А потом посмотрела в глаза мне и улыбнулась. — Зачем? Это в юности хочется все прибрать к рукам. Объять необъятное. Хочется всем владеть, во все вторгаться и везде заявить о себе, о себе… Но, может быть, это и нужно? Может быть, это и правильно. И хорошо. И не только в юности, и в пятьдесят, и в семьдесят лет. Хочется! Я это знаю. Очень хочется. Вот ведь… И ему захотелось, я что-то такое тогда почувствовала. Все это так… Но тогда, в Москве, — тут она, подавшись вперед, улыбаясь, заговорила шепотом: — Я тогда в Москве, — я это помню — прекрасно! — бог его знает как добралась до своих. Заблудилась. Сначала в метро — не туда поехала, потом в трамвае — опять не туда, в обратную сторону, боже мой, думаю, да что же это такое? Но… Но я это очень умею. Это как раз по моей части. «Топографический идиотизм!» — говорит Кулешов. А когда добралась… Новый район: пустыри, овраги. Я там бежала!.. Как тут люди живут, я тряслась от страха, в шесть часов — уже ночь, зимой, как тут дети… Но — ладно. Я, в общем, другое хотела сказать. Я потом уже, — честное слово, годы прошли, — я вдруг подумала: боже мой, а тогда в машине ведь было же место? Было в машине свободное место, — мы молча смотрели друг другу в глаза, напряженно и без всякой надежды на то, что найдем ответ, — Было в машине свободное место. Ведь было же. Или… Или не было?