Антагонисты

Наконец дорога запетляла по лесу, и Заноза осадил коня. Мы перешли сначала на легкий галоп, затем - на рысь и, наконец, поехали шагом. В ветвях пели птицы, небо сияло чистейшей синевой - точь-в-точь как глаза Торнтона, и Себастьян громко фыркал, демонстрируя искреннее удовольствие от прогулки. Я и сама вздохнула от всей души, вторя своему коню. Заноза усмехнулся.

- Каждый раз, когда мне хочется придушить тебя, Рыжая, я вспоминаю о том, что ты, наверное, лучшая наездница из всех, кого я знаю. Это искупает почти все твои недостатки.

Отчаянная радость обожгла мое сердце. Ведь Заноза ни разу не говорил мне комплиментов.

- Неужели я сижу на лошади лучше тебя? - спросила я.

- Разумеется, нет. - Легкая улыбка превосходства приподняла уголки его рта.

Я благоразумно удержалась от ответа, готового сорваться с губ, и вместо этого спросила:

- Значит, я могу оставить Себастьяна в Лондоне?

- Едва ли у меня есть реальный шанс добиться, чтобы ты его отослала, отвечал кузен.

- Пожалуй... - протянула я, не сумев подавить улыбку, - это правда.

- Ну и как, успела ты подготовиться к сегодняшнему вечеру? - спросил он после нескольких минут молчания.

- Слава Богу, этот проклятый бал наконец состоится! - воскликнула я. Мама просто помешалась на нем. По крайней мере весь последний месяц она не могла говорить ни о чем ином. И если после всех ее хлопот я не подцеплю как минимум трое подходящих женихов, которые в ближайшую неделю сделают мне предложение, то буду чувствовать себя недостойной дочерью.

Он полоснул меня голубым взглядом:

- Не стоит так торопиться, Рыжая. Постарайся уложиться хотя бы в месяц!

Я вздохнула и мрачно предположила:

- Ах, может быть, в Лондоне найдется хоть один джентльмен, который не разбирает цветов...

- Что ты такое говоришь? - удивленно спросил он.

- Ну... - Никак не думала, что из всего мира выберу именно Занозу, чтобы обсуждать с ним мой дефект. Ведь именно он все время настойчиво называл меня "Рыжая". - Не валяй дурака, Заноза, - резко сказала я, - ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Он остановил Игрока, и Себастьян, как благоговеющий влюбленный, тоже замер на месте. Заноза протянул руку и тронул меня за плечо.

- Нет, - сказал он. - Не понимаю. Скажи мне. Я нахмурилась:

- Я говорю о моих волосах, тупица. Ну кто захочет жениться на девушке, у которой на голове закат полыхает?

И отвела глаза, чтобы не видеть его изумленной физиономии. Я почувствовала, что щеки у меня тоже приобрели цвет заката. Я ненавидела Занозу за то, что он заставил меня высказать вслух мой самый сокровенный страх, я выдернула руку и пришпорила Себастьяна. Наверное, я сделала это слишком резко, потому что конь встал на дыбы и рванул вперед. Пришлось потратить несколько минут, чтобы его успокоить.

Когда наши лошади снова бок о бок несли нас к воротам парка, Заноза сказал:

- Дина, я правда не понимаю, почему ты такого мнения о своих волосах.

- М-мф, - фыркнула я.

- Мне неприятно в этом сознаваться... - Голос его был полон какого-то странного раскаяния. - Но должен признаться, что мне нравилось дразнить тебя все эти годы.

- Я заметила, - глухо буркнула я. К полному моему ужасу, слезы уже готовы были покатиться из глаз. Наверное, сказывалось напряжение перед этим ужасным вечером, когда мне предстояло продемонстрировать доброй половине Лондона вес мое пламенное сияние.

- Дина, - сказал Заноза, - у тебя чудесные волосы.

- М-мф, - опять фыркнула я.

- Послушай, ты, маленькая ведьма. - Он снова взял меня за руку. Лошади остановились. Я нехотя подняла глаза на своего спутника. "Вот у кого прекрасная шевелюра, - думала я, глядя, как она сияет на утреннем солнце, густая и белокурая. - Ах, если б мне такую..." - Послушай меня, - повторил Торнтон. - Твои волосы прекрасны. Честно, это самое красивое, что мне доводилось видеть в жизни. Кавалеры выстроятся в длинную очередь, чтобы потанцевать с тобой.

Наверное, лицо мое выразило недоверие, потому что пальцы Занозы сжались на моем рукаве, и он добавил:

- Да знаешь ли ты, что в Италии был один великий художник. Так вот, он прославился портретами рыжеволосых женщин, которые на самом деле не были и вполовину так красивы, как ты.

- Знаю, знаю, - солидно кивнула я. Было так приятно показать ему наконец, что я не полная идиотка. - Тициан. Синьор Монтелли рассказывал мне о нем.

- Кто такой синьор Монтелли? - удивился Заноза.

- Итальянец, наш учитель танцев, которого пригласила мама, - отвечала я. - Он поцеловал меня в библиотеке и сказал, что я похожа на картину Тициана.

- Что-что он сделал?

Ну вот, слишком поздно я осознала свою ошибку.

- О, это был всего лишь один поцелуй. Он захватил меня врасплох. И я предупредила его, чтобы он больше так не делал, не то ты его застрелишь! Он больше так не поступал.

Заноза закатил глаза к небу. Эта отвратительная гримаса должна была означать, что я сказала или сделала что-то ужасное.

- Поверь, я очень удивилась, - продолжала я. - Ведь он довольно стар. - Мне мгновенно вспомнилась та сцена в библиотеке. - И потом, у него такой слюнявый рот, - добавила я брезгливо.

Заноза фыркнул:

- Ну и сколько ж ему?