Анталия от 300 у.е., или Все включено

Отельная дискотека – небольшой круглый зал с баром и утопленными в темных нишах диванами – определенного музыкального формата не имеет и оттого привлекает всех: по-московски модно одетых девушек, розовощеких пьющих и не пьянеющих сибиряков, долговязых и нескладных подростков, улизнувших от спящих родителей, одиноких дам в романтичных белых одеждах и деревянных украшениях, шумные разношерстные компании, состоящие из туристов, перезнакомившихся лишь пару часов назад.

Едва мы входим в бухающий музыкой зал, как Бебека увлекает в сторону его рыжеволосая недельная пассия. Ильхам отходит к бару и, взяв стакан содовой, заводит с охранником очередной футбольный разговор, а я упираюсь плечом в стену возле бара и равнодушно оглядываю возбужденных ночным праздником постояльцев отеля. Я смотрю на шевелящиеся рты, полуулыбки, полуоскалы, закушенные губы и белые зубы, особенно белые в свете бьющего по глазам стробоскопа. Лица кажутся мне плоскими и не совсем живыми, как едва прописанная массовка на картине.

Выкурив сигарету, я обхожу толпу у бара и выхожу в прохладный холл. Уханье музыки стихает моментально, его сменяет монотонный пластиковый стук – в дальнем углу сосредоточенно и ожесточенно играют в настольный теннис долговязые подростки.

Выходя из отеля, я замечаю на лестнице мужской силуэт, задравший голову в продырявленное звездами небо, и узнаю в нем Быстрова. В руке он держит бутылку. Я поспешно отворачиваюсь и отступаю в темноту, к невысокому бортику, за которым начинается узкая дорога, упирающаяся в пляж соседнего отеля. На нее я и спрыгиваю, решив, что идти спать еще рано.

На пляже никого. Редкий случай, ведь он не огорожен и никем не охраняется. Может, дело в полной луне? Сейчас она не только выстилает всегдашнюю серебристую дорожку на море, но и заливает своим светом неровные ряды шезлонгов. Видно даже насыпанный на них песок. Я сдуваю песчинки с одного, стоящего почти у самой воды, и забираюсь на него с ногами. Уложив щеку на подобранные к груди колени, я смотрю на пирс «Голден Бич», тоже высветленный луной. По нему прогуливаются пары, и я неожиданно для себя понимаю, что завидую им и хочу оказаться на их месте. Оторваться от постоянной работы, чтобы провести неделю у моря, а потом вернуться к рутине с загаром, фотографиями и рассказами для друзей. Я морщусь, пытаясь выдавить слезы жалости к себе, но они не идут.

В монотонный шелест моря вклинивается пьяный женский смех.

– Куда это ты меня привел? – громко спрашивает его обладательница и икает. Я осторожно выглядываю из-за спинки шезлонга и вижу Ильхама – он запускает руки под тугую белую майку прижимающейся к нему спиной девушки. Девушка заводит назад руки, пытаясь обхватить голову Ильхама, но, качнувшись, вдруг падает на песок и увлекает его за собой. Громко хлопает, разложившись, шезлонг, который Ильхам зацепил в падении ногой.

Не дожидаясь продолжения, я встаю и, проходя мимо них, бросаю едко:

– Kolay gelsin, dostum min![20]

Перед столиком кафе, за которым я располагаюсь, вернувшись с пляжа, спустя десять минут появляется Ильхам, запыхавшийся и злой.

– Послушай, Тамара, какое тебе дело? – с раздражением спрашивает он, становясь на против меня и обхватывая пальцами плетеную спинку стула.

Я лениво выпускаю дым в сторону и туда же говорю:

– А ты хотел бы, чтобы я любовалась на эту пьяную страсть? Шезлонги ведь даже не выдержали.

– А что, нельзя было просто уйти?! – Ильхам обходит стул и садится, пошатнув хлипкий пластиковый стол. – Спугнула мне бабу.

Я морщусь:

– Одной меньше, одной больше… Супа заказать?

– Давай.

Я ухожу вымыть руки, заказываю по пути суп из баранины (пачу) себе и суп из рубца (ишкембе), Ильхаму, и, когда возвращаюсь к столу, на нем уже стоят две чашки кофе и корзинка с белым свежим хлебом, порезанным крупными ломтями. Ильхам курит, опустив голову. Он стряхивает пепел на пол и, подняв на меня покрасневшие глаза, говорит:

– Я всегда про тебя думаю. Ты знаешь?

– Догадываюсь.

Он выпрямляет спину и кладет руку с сигаретой на стол. К нам подходит хозяин кафе и, отодвинув пепельницу и чашки, ставит перед нами тарелки. Поблагодарив его, я тут же беру ложку и вылавливаю из густого супа кусок говядины, распадающийся на нежные волокна.

– Я хочу быть с тобой. Хочу поехать после сезона в Европу, – отвечает Ильхам, дождавшись, когда хозяин отойдет от стола. – Что думаешь?

– О тебе? – спрашиваю я, оттягивая момент, когда мне придется все же сказать Ильхаму, что мне с ним не по пути. – Или вообще?

– О Европе, – хмыкает он.

– Ну, это все сложно. Во-первых, деньги…

– Деньги у меня есть, – прерывает меня Ильхам.

Я наклоняюсь к тарелке за очередным куском мяса:

– Слушай, а как же суп вот, Ильхам? В Европе такого нет.

– Турки везде живут, – тут же отзывается он.

– Ну, если ехать в Европу к туркам…

– Да не об этом же я говорю, Тамара! – злится он. – Я с тобой хочу. Ты понимаешь?

– Понимаю… – Я, наконец поднимаю на него глаза. – Ильхам, у нас с тобой и так очень серьезные отношения: мы делим левые деньги. Какая степень доверия, а? Любовникам такое и не снилось.