Анталия от 300 у.е., или Все включено

Там почти никого, заняты лишь два столика, ближайшие к дороге. Я киваю мальчишке, подающему чай посетителям, и сажусь так, чтобы видеть море. Оксана садится по правую руку от меня и сразу просит заказать побольше воды. Жестами подозвав разносчика чая, я справляюсь, какую еду они подают, и прошу принести к воде и айрану салат, кебаб с рисом и лавашем. Мы молча курим в ожидании еды и смотрим на море, на поверхности которого появляются и исчезают пенистые буруны. Ветер дует настойчиво, не умаляя силы. Из сумки Оксаны доносится сдавленный писк телефона, и она достает аппарат.

– Батарейка села, – с досадой роняет она, глянув на телефон. – Хотя какая разница? Все равно никому дозвониться невозможно. У Иго ря, партнера Вадима, телефон отключен уже второй день. В их офисе тоже никто трубку не берет. Не знаю, что случилось… – Она кача ет головой. – У него давно уже были пробле мы какие-то с работой. Я видела, хоть он и не рассказывал ничего. Вадим вообще скрытный. Был… Все в себе держал… Может, поэтому не выдержало сердце?

Официант ставит на стол большую тарелку с салатом и две поменьше – с рисом и мясом.

Пожелав приятного аппетита, он отходит. Запах огуречной свежести сливается с сочным запахом жареного мяса, я нетерпеливо тушу недокуренную сигарету и придвигаю к себе тарелку. Оксана тоже поворачивается к тарелке, но с меньшей охотой. Она разбивает вилкой башенку риса и накалывает несколько маленьких кусочков помидора, медленно жует, а потом все-таки входит во вкус и ест с заметным удовольствием, запивая мясо водой.

Внезапно она замирает и поднимает голову от тарелки:

– Тамара, слушай, а может… Он не сам умер? Если телефоны не отвечают?

– Нет, невозможно, – тут же отвечаю я. – Ведь все с утра произошло, когда ресторан уже был открыт… и у бассейна много людей было.

Я поворачиваюсь в сторону бара и прошу официанта принести еще воды. Оксана, подхватив последний кусочек лаваша, откидывается на спинку поцарапанного песком пластикового стула и складывает руки на коленях. Ветер треплет ее черные волосы, прядка прилипает к губам.

– Спасибо, что привезла меня сюда, – го ворит она, поправляя волосы. – Я вряд ли когда-нибудь еще приеду в Турцию.

– Кто знает… – возражаю я. Она слабо взмахивает рукой:

– Пока все устроится… Я даже не знаю, что будет с квартирой, машиной. Вадим был уже женат, и у него дочь есть… А я… Я была его се кретаршей. У меня ничего не было, когда мы познакомились.

Она замолкает, я смотрю на нее, ожидая продолжения.

– И теперь ничего не будет, – произносит она. – Все надо начинать сначала.

На обратном пути мы молчим – Оксана, судя по ее позе, дремлет, а я сосредоточенно щурюсь на узкую ленту дороги, по которой уже крадутся осторожно туристические автобусы. Теперь мне хочется прижаться машиной к горам, от которых я отшатывалась по дороге в Демре, лишь бы избежать соприкосновения с автобусом.

Наконец, спустя вечность, серпантин заканчивается, и я расслабляю руки. За несколько километров до Текирова я заезжаю на заправку, чтобы отдать Зауру машину с таким же количеством бензина, с каким и взяла, а потом спешу, превышаю скорость, вдруг почувствовав беспокойство наемного работника, покинувшего рабочее место без разрешения.

Въехав в поселок, я замедляю ход, и в машине сразу становится тише. Оксана снимает очки и прижимает пальцы к векам, стараясь не касаться ресниц, хотя на них уже и не осталось туши. Глянув в окно, она поворачивается к заднему сиденью, вытягивает оттуда сумку и просит:

– Тамара, можно я здесь выйду? А то завтра уезжать, а я тут так и не прошлась.

Я молча прижимаюсь к тротуару.

Прежде чем выйти из машины, Оксана спрашивает, сколько она мне должна.

Я смотрю, как она держит у живота сумку, не спеша доставать из нее кошелек. Глаза ее уже закрыты очками.

– Ничего, – отвечаю я.

– Спасибо большое. Она выходит из машины.

Отъехав, я с досадой подсчитываю, во сколько мне обошелся один только бензин. Если бы только она живее поблагодарила меня, я бы не досадовала, ведь я все равно не собиралась зарабатывать на ней.

«Ну а что, она должна была ноги тебе целовать? – одергиваю я себя. – Тоже мне благодетельница!».

Я вхожу в отель и натыкаюсь на Бебека, спорящего у стойки с Рамазаном, «капитаном» белл-боев.

– Ну не хочешь – не меняй! Кто еще возь мет у тебя эти дурацкие рубли? – восклицает Бебек и пытается выхватить из рук Рамазана однолировую купюру.

Рамазан уворачивается:

– Да я хочу менять! Хочу! Но по нормаль ному курсу!

Я подхожу к Ильхаму, который с усмешкой наблюдает за перебранкой, сидя за столом, заваленным бумагами и уставленным стаканами.

– Бебек открыл биржу? – спрашиваю я, усаживаясь за соседний, пустой, стол.

– Туристы дали Рамазану на чай сто рублей, и он захотел поменять их у Бебека на лиры. Бебек сказал ему, что у рубля очень плохие позиции, и дал ему за сотку одну лиру. Рамазан взял, а потом посмотрел в Интернете курс, и вот… – Ильхам кивает подбородком в сторону стойки.

– Рамазану этого и на воду не хватит, не то что на чай.

– Ну бизнесмен же, три доллара выгадывает. Как съездила? Машину не разбила?

– Нет.

– Заработала?