— Что ж, я ведь не думал, что всё будет хорошо? — пробормотал он, открывая глаза и поднимаясь.
Раздевшись, виконт внимательно осмотрел себя со всех сторон, понимая, что почти вся его кожа изменилась. Его немного беспокоило, что он ничего при этом не ощутил, но так как внутри по-прежнему гулко пульсировала голодная пустота, а эмоции лишь временами вспыхивали ярче, то он просто оделся обратно, решив, подумать после ужина.
Через некоторое время Иллиадар понял, что изменения в нём всё-таки были. Движения стали более плавными, тягучими, а кожу чуть покалывало. Правда, если не обращать на это внимания, то и не заметишь.
Ещё через некоторое время, как раз в тот момент, когда он подносил ложку, полную каши, Иллиадар заметил, что ногти его изменились, превратившись в самые натуральные когти. Они не сильно увеличились, зато стали более толстыми, крепкими и изменили цвет, став темно-коричневыми.
Иллиадар вздохнул, рассматривая руку. Он не представлял, что могло измениться с его лицом. Как бы безразлично он не относился к своим изменениям, он лишь надеялся, что слишком безобразным не станет. Конечно, он не знал, кем или чем является источник, но ему подсознательно хотелось выглядеть более привлекательно. Так, на всякий случай.
Наверное, для людей вполне нормально желание произвести на других хорошее впечатление, виконт же ощущал это неосознанно, толком не понимая своего желания.
После ужина, с его телом произошли новые изменения. Волосы загрубели, слиплись и стали топорщиться, будто шипы. Если с кожей виконт еще мог как-то смириться, то с такими волосами, увы, уже нет. Змеиная кожа могла сойти за экзотику, а вот шипы на голове вряд ли смотрелись хотя бы красиво.
Вздохнув, Иллиадар, осторожно потрогал будто бы каменные, но в тоже время довольно легкие шипы. Его волосы всегда доставляли ему неудобства, но сейчас превзошли сами себя!
Да, сейчас, как никогда виконт признавался сам себе, что его малая чувствительность ему только на руку. Изменения тела его не тревожили эмоционально, хотя мозгами он понимал, что хорошего во всем этом мало.
Он не знал, что будет дальше. Никакие планы не выдерживали натиска реальности. В голове с каждым часов скапливалось всё больше вопросов, ответы на которые он не знал. Ему оставалось лишь ждать и стараться быть спокойным. Хотя, с последним никаких проблем не было.
Изменения тела он приписал Хаосу. Иллиадар понимал, что в таком месте нереально было остаться самим собой. Тут ведь всё постоянно меняется! Ну, почти всё. Поляна, на которой он ночевал, пока что оставалась неизменной.
Посидев еще немного, прислушиваясь с каким-то несвойственным ему упоением к тихо поющей связи, Иллиадар решил, что пора ложиться спать. Конечно, делать просто так это было опасно, но и не спать он не мог.
А ночью его ждал кошмар, который он запомнил на всю свою жизнь. Кошмар, не отпускающий его ни на секунду. Ломающий его, разрывающий на части и будто бы складывающие обратно.
В бреду, он ухватывал лишь короткие мгновения, когда его сознание всплывало на поверхность. Он помнил, как ломались кости по всему телу, как выворачивались лопатки на спине, горела кожа, а внутренности разрывало на части.
Из-за невероятно сильной, иступляющей боли, он даже не пытался понять, что происходит. Его мысли просто не складывались ни во что разумное и понятное. Кроме боли он помнил лишь то, что не хочет передавать ее по связи источнику. Почему-то это было даже более важным, чем собственная жизнь.
Иллиадар не помнил, сколько прошло времени. Всё его внимание было сосредоточенно лишь на новой боли. Иногда он даже не понимал, что именно болит, ломается, горит, выворачивается — он просто хрипел, кажется, сорвав голос еще в самом начале.
Ещё почему-то где-то в глубине билась мысль, что он должен вытерпеть, что ему нельзя умирать, как бы ни хотелось это сделать. Правда, иногда сквозь эту уверенность просачивалась мысль, что он не справится, так как было невыносимо, но спустя секунду он лишь погружался в новую разрывающую боль, выбрасывая малодушные мысли из головы. Вернее, они просто испарялись под весом более насущных проблем.
Когда всё закончилось, Иллиадар тоже не помнил. Просто в какой-то момент по телу прошлась судорожная дрожь, а от боли остались лишь далекие отголоски, заставляющие его непроизвольно вздрагивать.
Он тряхнул головой, пытаясь сбросить непонятный морок. Мысли текли вяло, будто подернутые серебристым туманом. Не успел он толком о чем-нибудь подумать и решить, как провалился в сон. Вернее, это было больше похоже на обморок, но Иллиадар об этом не знал.
В следующий раз он очнулся днём. В теле до сих пор гуляли отголоски былой боли, но это была такая ерунда, не стоившая внимания, что Иллиадар даже толком не обратил на это внимание.