Антаподосис. Книга об Оттоне. Отчет о посольстве в Константинополь

LVI. Сказав это и сделав, они поручили мне передать вам , то есть письмо, написанное и запечатанное золотом, но, как мне думается, недостойное вас. Они передали мне также другие письма, запечатанные серебром, и сказали: «Мы рассудили, что не подобает, чтобы ваш папа получал письма от императора; но куропалат, брат императора, посылает ему письмо, вполне его достойное, причем не через его нищих послов, но через тебя, чтобы он знал, что если он не образумится, то окончательно погибнет».

LVII. Когда я его получил, они отпустили меня, подарив на прощанье довольно милый и любовный поцелуй. Но когда я отправился, они отправили ко мне вестника, вполне достойного их, но не меня, сообщив, что дадут лошадей только для меня и моих людей, но не для багажа. И так, сильно раздосадованный, как того требовали обстоятельства, я дал моему , то есть проводнику, в качестве вознаграждения 50 золотых. И, не зная, как еще можно было воздать Никифору за его зло, я написал на стене моего ненавистного дома и на деревянном столе следующие строки:

Вера аргосцев не безопасна; остерегайся ее, латинянин!
Не доверяй их словам, не внимай им. Помни об этом!
Мрамором разным отделан, высокий, просторный,
Дом сей безводный, солнцу открытый сквозь окна,
Холод впускает, но не спасает от жаркого зноя.
Лиутпранд, епископ из авзонского¹⁴⁸

града Кремоны,В Константинополь придя из любви к миру,
Был заключен здесь 4 месяца летних.
Ибо пред Бари предстал Оттон император¹⁴⁹,Пытаясь огнем и мечом подчинить те места своей власти,
Но, посредством молитв, он победителем вернулся в римские грады¹⁵⁰, А оттуда в мои¹⁵¹. Ибо лживые греки ему обещали невестку.О, если б она вообще не родилась, то не страдал бы я так от дороги!
И не искал бы я случай познать твою ярость, Никифор!
Падчерице ты запретил выйти замуж за сына Оттона.
Но вот грядет день, когда поразят тебя фурии злые,
И, если Бог не отвратит, то Марс будет свирепствовать во всем мире¹⁵²За преступленье твое И мир, всем желанный, умолкнет!

LVIII. Написав эти строки, 2 октября, в 10-м часу, я вместе с провожатым покинул в лодке этот, некогда богатейший и процветающий, а ныне голодающий, нечестивый, лживый, коварный, жадный, алчный, скупой и тщеславный город, и через 49 дней езды на осле, лошади и ходьбы пешком, испытав голод и жажду, тоску, плач и стоны, я прибыл в город Навпакт, он же Никополь¹⁵³; здесь мой провожатый нас покинул, разместив в 2-х малых лодках и поручив 2-м посланникам переправить нас через море в Гидрунт¹⁵⁴. Но поскольку entolina, то есть предписания, дающего право взимать [припасы] с греческих вельмож, они не имели, то их всюду презирали, и не они нас поддерживали, а мы их. Как часто размышлял я над следующей строкой Теренция: «Сами нуждаются в защите те, кого избрал ты в свои защитники»¹⁵⁵.

LIХ. Итак, 23 ноября я покинул Навпакт и через 2 дня достиг реки Оффидар¹⁵⁶ вместе с моими товарищами, которые добрались до берега не сидя в лодках, не имевших возможности их вместить, но сопровождая их [вдоль берега]. И вот, расположившись на реке Оффидар, мы смотрели на Патры, бывшие в 18 милях от нас, на другом берегу моря. Это место страданий апостола¹⁵⁷ мы посетили и почтили по пути в Константинополь, а теперь пропустили, - признаю свою вину, - не посетив и не почтив. Это было сделано, мои августейшие господа, из страстного желания [поскорее] вернуться к вам и вновь вас увидеть; если бы не это, то, полагаю, я погубил бы себя навеки.