Антарктическая одиссея: Северная партия экспедиции Р. Скотта

Итак, аптечка Левика также не была забыта, и извлеченные из нее таблетки лимонной кислоты и имбиря явились существенным подспорьем. Имбирь был очень хорош в подслащенной воде — напиток получил название имбирного пива, — но в похлебке он терялся. Все попытки придать ей имбирем пикантность не увенчались успехом, вкус супа не изменился, и мы несколько дней горько оплакивали шесть напрасно потраченных таблеток. Тут Левик вытащил на свет божий таблетки лимонного сока, взятые им годом раньше из хижины Шеклтона на мысе Ройдс, и они оказались великолепной приправой, но мы вскоре решили приберечь их для лыжного похода, так как они хорошо утоляют жажду.

Однажды Левик проговорился, что у него есть с собой горчичный пластырь, и при слове «горчичный» наши рты моментально наполнились слюной. Прошло, однако, несколько дней, прежде чем удалось уговорить Левика расстаться с одним пластырем. Кок бросил его в котел с супом и дал ему как следует прокипеть. В это время одержимые бесом экономии, подкладку пластыря мы выловили из супа и тщательно высушили, чтобы утром использовать для разжигания огня. Затем все чинно расселись и, глотая слюнки, с нетерпением стали ждать раздачи еды, но тем большее испытали разочарование. Горчицы было слишком мало, чтобы она могла хоть что-то изменить в супе, от нее остался только привкус льняного семени. Но и это было хоть какой-то переменой, а значит, не так уж и плохо.

Этим исчерпывается перечень «специй», которые мы по доброй воле клали в общий котел. Но пищу приходилось готовить в трудных условиях, из-за тусклого света в пещере и тамбуре в суп часто попадали совсем нежелательные приправы. Имей я склонность к рассказам об ужасах, я мог бы поведать о многих супах, также вошедших в историю экспедиции, но по причинам противоположного свойства. Время от времени, когда с обедом случалось что-нибудь забавное или неприятное, я отмечал это в дневнике и раз-другой заканчивал описание дня сообщением об инородных телах в котле, из-за которых на голову дежурного сыпались проклятия, но которые одновременно умножали собой число смешных происшествий, запомнившихся в этом году, столь богатом приключениями. Но, что бы там ни было, в моей памяти остался лишь один случай, когда весь суп вылили обратно в котел, хотя, думаю, назавтра он был подан на завтрак и съеден без особых возражений. В те дни многие из нас вспоминали дни детства. Когда кусок сала, не съеденный за обедом, торжественно подавался на следующий день в качестве главного блюда — и только попробуй его тогда не съесть!

Какое важное место занимала еда в наших мыслях и наяву, и во сне, видно из того, как часто в моем дневнике встречаются такие замечания: «Мы все еще страдаем от недостатка соли. Сегодня „шоколадная“ среда, а эта выдача неизменно приводит всех участников партии в радужное настроение. Мы по-прежнему много говорим, думаем и грезим о еде. Нового рациона явно не хватает». «Хорошо, что у нас мало света: всюду, особенно на полу, столько грязи, что для душевного спокойствия лучше ее не видеть. Удивительно, что мы еще не заболели. Ворвань и сажа въелись во все вещи, даже руки не удается отмыть. У дневального руки несколько раз на день становятся совершенно черными и только при рубке мяса для супа постепенно приобретают свой естественный цвет, что наводит на весьма грустные размышления».

Несмотря на все изъяны питания и полное отсутствие движения, мы, как ни странно, чувствовали себя вполне прилично. Мне представляется, что тому причиной был ограниченный мясной рацион. При нормальном питании, в условиях режима полудремы, не имея физической нагрузки, мы бы, конечно, не сохранили хорошей формы — иного объяснения благополучного физического состояния партии я не вижу[93]. В тех редких случаях, когда мы покидали пещеру, у нас всегда хватало сил на тяжелую работу — перетаскивание камней по сильно пересеченной местности, например. Единственным исключением был Браунинг. Его организм никак не желал примириться с морской водой и восставал даже против супа из тюленины на пресной воде. Состояние Браунинга вызывало серьезную тревогу, и если бы не заботы Левика, вряд ли он пережил бы зиму.

Тамбур, вид из пещеры

И все же больше всего его поддерживала неизменная врожденная веселость. В этом смысле он был опорой партии, так как владел неисчерпаемым запасом анекдотов и забавных происшествий и не лез в карман за острым словцом. До поступления во флот он жил на ферме в Вест-Кантри и мог часами развлекать нас рассказами о жизни в Девоншире. Я думаю, мы все были на высоте положения в эти долгие зимние месяцы, но, может быть, Браунинг держался лучше всех.