Читаем Антарктическая одиссея: Северная партия экспедиции Р. Скотта полностью

Двигаясь по этой сравнительно открытой местности севернее ледника Норденшельда, мы убили первого после начала похода тюленя. Это было радостное событие, потому что еда исчезала значительно быстрее (по отношению к пройденному пути), чем я рассчитывал, и дважды мне уже приходилось сокращать рацион. Он не мог удовлетворить чудовищный, как всегда в санном походе, аппетит. Нас снова терзал голод, и только убитый тюлень помешал тому, чтобы еда завладела всеми нашими мыслями.

Идущий, однако, в конце концов осиливает любое расстояние. 20 октября мы оставили за спиной и этот участок морского льда и разбили лагерь на ледниковом языке. Наверное, мало кто когда так радовался окончанию пути, как радовались мы тому, что «эта проклятая стена» больше не будет маячить перед нами.

Нам повезло: к стене, возвышавшейся повсюду на 30–40 футов [9,2–12,2 м] и совершенно неприступной, мы подошли в единственном на протяжении многих миль месте, где на нее можно взойти по наносам. Приблизившись к сугробам, мы прежде всего подняли наверх лагерное снаряжение, там нашли хорошее место для стоянки, альпийской веревкой подтянули сани и остальные вещи и расположились на ночлег. С высоты ледникового языка мы заметили еще два ориентира — остров Бофорт и гору Дисковери, напомнившие нам о лучших временах, и сели ужинать в очень веселом настроении.

Ледяная пещера

Натирка воском санных полозьев

Неожиданно медленные темпы передвижения по морскому льду заставили нас лишний раз восхититься профессором Дейвидом и его партией. В подобном походе сани движутся так неохотно, тянуть их так трудно, что думать о чем-нибудь, кроме саней, просто невозможно. Стоит на секунду отвлечься мыслями от этого нудного занятия, как ты невольно ослабляешь свои усилия, и тогда всем приходится останавливаться и подтягивать сани. Чем дальше мы шли, тем труднее было тащить сани, тем большим мы проникались уважением к выдержке профессора и его товарищей, которые пересекали эту местность со скоростью всего лишь две-три мили [3,2–4,8 км] в день не в конце, как мы, а в начале тысячемильного путешествия. Только тот, кто находился в сходных условиях, способен оценить, какой выдержки и воли требует подобный переход. На протяжении прошедшей зимы наше самообладание подвергалось невероятным испытаниям и с успехом их выдержало. Мы изучили друг друга, как мало кому удается узнать своих спутников, и все же в эти дни нам было трудно общаться на маршруте. Я, в частности, приберегал все свои замечания на вечер. Этого разумного правила я придерживался почти во всех весенних походах на санях, в которых участвовал. Блистать остроумием рекомендуется после ленча, утром же лучше ограничиваться нейтральными высказываниями, которые не могут вызвать возражений у других членов партии. Конечно, нелестные слова о погоде, санях, поверхности льда всегда встретят радушный прием, но спорных суждений следует остерегаться не меньше, чем нечистой силы.

<p>Глава XXVI</p><p>С ледника Норденшельда на мыс Эванс</p>Мы закапываем лишнее снаряжение. — Улучшение еды вызывает недомогание. — Еще один убитый тюлень. — Остров Трипп. — Геологическая разведка. — Остров Депо, геологические образцы и склад, оставленные профессором Дейвидом. — Мы забираем образцы. — Браунинг в критическом положении. — Увеличение рациона сухарей. — Бухта Гранит. — Неожиданная находка на мысе Робертс. — Хорошие новости и изобилие сухарей. — Склад Гриффитса Тейлора. — Сутки отдыха. — Тяжелый пак за мысом Робертс. — Еще один склад. — Мы заметно набираем в весе. — Благодаря неограниченному количеству сухарей Браунинг выздоравливает. — Мыс Баттер. — Мы огибаем пролив Мак-Мёрдо. — Поломка саней. — Печальные вести, полученные на мысе Хат.

Прежде чем снять лагерь с ледникового языка, мы собрали лишнее снаряжение, зарыли его в снег и рядом поставили бамбуковый шест, на случай если придется вернуться или если корабль пройдет настолько близко, что заметит его. В числе оставляемых вещей была пустая банка из-под керосина, покрытая, как все такие банки, ярко-красной эмалью. Кемпбелл выцарапал на ней острием ножа четкую надпись, хорошо выделявшуюся металлическим блеском на красном фоне. Надпись, предназначавшаяся капитану корабля, гласила: «Партия ушла отсюда 21.Х.12. Все здоровы, идем на мыс Эванс».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное