Антарктическая одиссея: Северная партия экспедиции Р. Скотта

Тогда в походах нам не пришлось воспользоваться самодельными лодками, но они очень пригодились летом на мысе Адэр. Годом позднее, когда партии надо было перебросить склад из глубины бухты дальше по берегу, предприятие увенчалось успехом несомненно лишь благодаря аналогичному каяку, сделанному по модели Кемпбелла. На нем участники партии пересекли быстро расширявшуюся полынью.

Восемнадцатого августа южный ветер снова грозил превратиться в бурю, но, к счастью, этого не случилось и не окрепший еще морской лед уцелел. Ветер на несколько минут достиг ураганной силы и так же внезапно, как налетел, стих. На этот раз мы стали свидетелями явления, наглядно продемонстрировавшего коварное поведение ветров всякого рода на участках, находящихся под высокими утесами мыса и защищенных ими. Незадолго до кульминационной точки урагана наступило полное затишье, взорвавшееся вихрями, которые неслись со скоростью уж никак не меньше 60 узлов. Мы видели вихри своими глазами, как на картодиаграмме[68], так как в них и за ними двигались столбы осколков льда и снега, взметенные ветром на огромную высоту — их конец терялся где-то в тумане, нависшем над этой необычной картиной. Формой снежные столбы сильно напоминали водяные смерчи, двигались параллельно друг другу, разделенные большим расстоянием, одновременно мы видели их не меньше двенадцати.

Было очень странно стоять в абсолютном затишке около хижины и смотреть, как справа и слева в нескольких ярдах от нас несутся белые колонны. Когда ближайшая к нам пролетала мимо, воздух слегка подался по направлению к движущейся массе. И все же казалось, что эти красивые завихрения лишены силы, пока одно из них не направилось прямо на нас. Все мигом влетели в дом, а когда через несколько секунд вихрь достиг хижины, по ней словно ударил могучий кулак и все вокруг окуталось бешено крутящимся снегом.

Теперь с каждым днем становилось светлее, и с возвращением солнца следовало ожидать появления животных и птиц, в первую очередь тюленей Уэдделла[69], на следы пребывания которых мы наталкивались в течение всей зимы, и императорских пингвинов[70]: им пора было выходить на поиски богатых пищей вод, где они могли бы подкормиться перед ежегодной линькой.

Борхгревинк сообщает в своей книге, что первые партии этих птиц появляются весной, и Левик, ведавший у нас зоологическими наблюдениями, завел журнал и распорядился, чтобы все старались записывать в него как можно больше. Журнал начинался с памятки авторам записей, я ее приведу, поскольку она в сходных обстоятельствах может быть полезна будущим морякам-естествоиспытателям:

«Участникам партии предлагается заносить в журнал все интересные наблюдения над птицами, тюленями, китами и т. д., и помечать записи своими инициалами. Следует помнить:

1. Не выдавай за факт ничего, в чем у тебя нет абсолютной уверенности. Если у тебя есть хоть какие-то сомнения, пиши: „Мне кажется, я видел“, а не „Я видел“; или „Я думаю, это было“, а не „Это было“. Но всякий раз дай понять, сильно ты сомневаешься или не очень.

2. Наблюдая за животными, постарайся их не тревожить. Это особенно относится к пингвинам, так как чрезвычайно важно дать им обосноваться в совершенно естественных условиях, без каких-либо помех с нашей стороны, и к гигантским буревестникам, которые осенью, после того как мы на них охотились, стали более пугливыми.

3. Заметки о самых ничтожных происшествиях имеют иногда большое значение, но только если факты изложены с предельной точностью.

P. S. Помни: есть все основания полагать, что птицы страдают от боли не меньше нас, поэтому лучше полчаса помучиться, преследуя раненого поморника, и добить его, чем предоставить ему умирать медленной смертью».

Последнее замечание особенно важно и, к сожалению, совершенно необходимо. Хочешь — не хочешь, но за год или два жизни в примитивных условиях человек черствеет и сострадание к животным тогда становится добродетелью, требующей непрестанного поощрения.