«Ветер бушевал всю ночь, а к 8 часам утра достиг ураганной силы. На входном клапане, бешено развевавшемся во все стороны, зияла огромная дыра, и Абботт принялся ее латать, но вдруг бамбуковые стойки подались, затрещали, и через минуту палатка обвалилась, под воздействием огромной силы ветра так прижав нас к земле, что мы едва могли пошевелиться.
Положение было отчаянное. Абботт с большим трудом умудрился пробраться к своему мешку и влезть внутрь. Некоторое время мне казалось, что самое разумное в нашем положении — лежать спокойно и ждать, чтобы ветер спал. К этому времени снег и льдины, наваленные на стенки палатки с внешней стороны, смерзлись в плотную массу, не дававшую ветру проникнуть под палатку и унести ее. Мы не ели двенадцать часов, нас мучил голод. Попытались было жевать находившийся в палатке большой кусок тюленины, но мясо примерзало к губам, к тому же оно поддавалось зубам только по краям — мороженая сердцевина по твердости не уступала железу. На всякий случай все надели ветрозащитную одежду.
К полудню, видя, что буря не успокаивается, я решил действовать. Браунинга оставили лежать на мешках, а Абботт и я не без труда нашли выход и вылезли наружу. Ветер дул с такой силой, что мы не могли ни на секунду выпрямиться во весь рост. Я хотел найти место где-нибудь в затишке и поставить запасную палатку. На четвереньках мы обогнули кучу моренных камней, но и здесь, с подветренной стороны, было ничуть не лучше. Ветер задувал сверху и с боков, ничто от него не защищало. Устав от борьбы с ним, мы снова заползли под палатку. Влезли в мешки и лежали часов до четырех. К счастью, у меня сохранились две плитки шоколада и один сухарь, мы разломали их на три части, и это была вся наша еда за целый день.
Солнце близилось к закату, а ветер не утихал. Надо было приложить все силы, чтобы добраться до другой партии в иглу — не оставаться же на ночь в таком положении. Мы выползли из-под брезента и навалили льдины и камни с морены на палатку со всем ее содержимым, особенно на спальные мешки. Взять их с собой при таком ветре мы не решились.
После этого пустились в путь. Прежде всего нам предстояло пересечь полмили [805 м] чистого голубого льда, двигаясь почти точно навстречу не стихающему ветру. Выпрямиться мы не могли и весь путь проделали на четвереньках, ложась при особенно сильных порывах на живот. Пока доползли до конца льда, хлебнули горя. Как сейчас вижу побитые лица товарищей, свинцово-синие, с белыми пятнами обморожений. На берегу острова нам удалось укрыться за огромными камнями и оттереть замерзшие носы, уши и щеки. Проползши еще шестьсот ярдов [549 м], мы достигли незаконченной иглу, в которой забаррикадировалась половина нашей партии. Долго кричали, прежде чем они услышали и впустили нас. Встретили нас очень тепло и накормили горячей пищей, вкуснее которой, наверное, мы не ели за всю свою жизнь».