Антарктическая одиссея (Северная партия экспедиции Р. Скотта)

Несмотря на ветры, море замерзает. — Блинчатый лёд. — Мы расширяем наши прогулки. — Один из складов Борхгревинка. — Его склад угля и провизии — важное подспорье для нас. — Драже с лимонным соком и "джемоклей". Начало метели. — Каменные ливни. — Муки метеоролога. — Незначительные потери. — За водой для мытья. — Что опаснее — порывы ветра или внезапное затишье? — Работа в стенах дома. — Буря испытывает наше терпение. "Карузофон". — Гимн ночного дежурного. — Восходы солнца. — Горная пещера. Случай с порошком магния. — Граммофон, как всегда, откликается на происшествие. — Лучшее полярное сияние из виденных нами

Замерзание моря в Антарктике — всегда захватывающее зрелище, но, пожалуй, нигде мы не увидели бы его в такой полноте, как на мысе Адэр в бурную осень 1911 года. Как только мороз крепчает, на поверхности воды при первой же благоприятной возможности появляются кристаллы льда, которые вскоре образуют ледяное сало. Сначала этот процесс происходит медленно, любой мало-мальски сильный ветер отгоняет сало, но чем ниже опускается ртуть на градуснике, тем быстрее оно формируется, и в конце концов даже после самого свирепого шторма море остаётся открытым не больше нескольких минут.

Только наблюдая эту картину и своими глазами видя, как быстро лёд усмиряет и даже убивает прибой, проникаешься сознанием всесилия мороза.

Девятнадцатого апреля бушевавший несколько часов шторм отогнал лёд, сковавший залив в последние дни. Проснувшись на следующее утро, мы услышали, как сильные порывы ветра то и дело сотрясают хижину. Залив превратился в котёл бурлящей белой воды, близ берега верхушки волн разбивались о подошву припая и мириадами брызг разлетались в стороны. Смельчака, подходившего к берегу на расстояние нескольких ярдов, они окатывали с головы до пят и замерзали на нём. Судя по морозному воздуху и быстроте, с какой у подошвы припая брызги превращались в ледяные гирлянды, мы решили, что температура очень низкая, но прошло совсем немного времени и мы получили зримые доказательства этого. Полюбовавшись заливом, посмотрев на прибой чуть дальше к югу, мы пошли завтракать, а когда после еды отважились выйти снова, нашим глазам предстала совсем иная картина. Белых гребешков как не бывало, только кое-где у самой подошвы припая изредка вскипала белая пена да остатки прибоя тяжело дышали под покровом ледяных кристаллов и вздымали его.

Со смотровой точки на склонах мыса, с высоты нескольких сот футов над уровнем моря, залив под косыми лучами солнца выглядел точь-в-точь как пашня, запущенная после многолетней обработки под пастбище, с той разницей, что неподвижные на поле борозды ожили и непрестанно двигались на север.

Прибой становился всё тише и тише, и наконец его вздохи совсем ослабли. Но даже эти еле заметные движения были невыносимы для льда, который затвердевал и утолщался. Они разбивали его на небольшие остроугольные куски диаметром в один-два фута [31–62 см]. От слабого трения друг о друга их углы стачивались, края загибались кверху, одним словом, на наших глазах происходило образование блинчатого льда, этого чуда полярных морей, давно известного путешественникам. Все эти метаморфозы со льдом произошли в течение одного дня, ночью же прибой затих совсем, отдельные "блины" срослись воедино, море снова покрыл сплошной лёд, только местами прошитый трещинами, идущими от одного заблудшего айсберга к другому или соединяющими два выступа близ берега.

Таким образом, мы воочию убедились, что высокие широты земного шара большую часть года находятся во власти всемогущего мороза, который способен сковать и обессилить даже моря, по праву считающиеся самыми бурными в мире. У них, однако, есть союзник, никогда не смиряющийся с поражением, и, как будет видно из последующего рассказа, зимний ветер время от времени взламывает лёд и относит его на север, предоставляя воде долгожданную свободу, которой она пользуется, пока длится шторм.

Около берега лёд удержался, несколько дней постепенно рос в толщину, и 25 апреля мы убедились, что он выдерживает вес человека, хотя за пределами залива Робертсон приносимый приливом пак то и дело разбивал ледяной покров. Наконец-то мы могли покинуть наш пятачок на мысу! Только тот, кто многие месяцы был ограничен в своём передвижении тесным пространством, способен понять, какое чувство облегчения мы испытали. Ведь к этому времени мы уже исходили окрестности зимовки вдоль и поперёк, изучили каждый дюйм земли поблизости, естественно, что теперь мы кинулись осматривать побережье к югу от нас. Наши маршруты удлинились на несколько миль. Мы с радостью продолжали эти прогулки и в последующие дни, сожалея лишь о том, что у нас мало свободного времени и мы не можем забраться ещё дальше.