Читаем Антарктическая одиссея (Северная партия экспедиции Р. Скотта) полностью

В этот день ценой необыкновенного напряжения воли и нечеловеческих усилий мы прошли четыре, а может, даже пять миль [8,0 км] по такому же рыхлому снегу, прикрывавшему, к тому же, могучие торосы, из-за которых сани несколько раз переворачивались. Погода совсем не менялась, и дымка, неизменно появлявшаяся при плохой погоде в восточной части залива, не позволяла видеть горы на западе. Впереди виднелся ещё один мыс, самая северная точка небольшой впадины, которую мы впоследствии назвали бухтой Рилей. Достигли её двенадцатого, к завтраку. Недалеко от мыса находились три острова пирамидальных очертаний — самый большой нарекли Фараоном, — и ещё один мыс, которому было дано наименование мыс Айлендс.

День выдался более ясный, и впервые мы смогли с близкого расстояния полюбоваться прекрасным видом, которому было суждено стать для нас на много недель чуть ли не единственной усладой. Маленькую полукруглую бухту почти по всей линии берега обрамляли крутые ледяные утёсы, являвшиеся фронтом двух ледников. Один ледник, довольно большой, живописно спускался террасами по крутым уступам очень изрезанного ложа, другой же, поменьше, представлял собой ледопад, сбегавший со снежничка, который притулился к предгорьям на высоте двух тысяч футов [610 м]. Между ледниками и по их сторонам возносились почти по вертикали скальные отроги гор. Камень и лёд, открывшиеся нашим взорам, исключали самую мысль о возможности пересечь горы и достигнуть лежащей за ними местности.

Снега в этот день было даже больше, чем накануне, и я, собирая или, точнее, пытаясь собирать образцы на скалах мыса Айлендс, большую часть времени не видел собственных ног. Пришлось поневоле встать на лыжи — хотя лыжники мы никудышные, — иначе вообще было невозможно сдвинуться с места. Впредь на участках с обильным снежным покровом неизменно выручали лыжи, и, со временем приноровившись к ним, мы не только сами передвигались быстрее, но и успешно тянули сани, привязанные к лыжам верёвками или постромками из тюленьих шкур. В поисках геологических образцов я наловчился на лыжах переходить крутые рыхлые сугробы около прибрежных скал, хотя при этом нередко падал. Случись рядом зрители, мои манёвры навели бы их на мысль, что они встретили землеройное животное неизвестного вида с очень длинными и сильными деревянными лапами.

Тринадцатого обогнули мыс Айлендс и увидели ещё одну бухту, забитую айсбергами и большими ледяными полями. Так её и назвали — бухта Берге. Высокие горы за бухтой отличались хорошо выраженным высокогорным ледниковым куполом, который довольно толстым пластом спускался с вершин двух гор в долину между ними, близ моря разрастался в высоту до 50-100 футов [15,3-30,5 м] и заканчивался отвесной скалой. Она, как и другие возвышенности в этой спокойной местности, состояла из двух отчётливых слоёв: верхнего, представляющего собою фирн[76], и нижнего, более толстого, пласта льда. Их разделяла чёткая граница, которая некогда была, вероятно, поверхностью ледника. Вечером тринадцатого мы разбили лагерь на северном склоне мыса Вуд — северной оконечности бухты Берге. Поскольку мы продвигались вперёд очень медленно, а поверхность бухты перед нами была с виду ещё хуже прежней, Кемпбелл решил заложить здесь главный склад и только недельный запас продуктов перевезти через бухту и поместить на северном берегу.

Утром мы выступили в путь с лагерным снаряжением и запасом продуктов на восемь дней. До мыса Барроу, северной оконечности залива Робертсон, хотели их довезти на санях с железными полозьями, но, пройдя с полмили [805 м], убедились, что по такому плохому льду эти сани не идут.

Пришлось возвращаться на место стоянки за "старыми деревяшками" и перекладывать вещи. После полного дня тяжёлой работы, проделав в общем две с половиной мили [4 км], мы пересекли маленькую бухту под названием Прешер и разбили лагерь на припае у мыса Вуд. Весь день мы страдали от нестерпимо яркого света. При этом своеобразном голубоватом освещении, которое при высоком стоянии солнца часто порождает снежную слепоту, не отличить заструги от впадин. Между тем бухта была забита большими осколками пакового льда, запорошённого сверху снежным слоем толщиною в три-четыре фута [0,92-1,22 м]. Преобладал рыхлый снег, лишь кое-где с тонким настом, и хотя мы шли на лыжах, а груз на санях был лёгкий, то и дело приходилось оборачиваться лицом к саням и, подтягивая руками главную постромку, проводить сани. И всё равно, попадая на бугор, они, несмотря на все уговоры, зарывались носом в снег и останавливались.

Мыс Вуд был покрыт льдом, зимой с него сходили на припай лавины, и мы даже за то короткое время, что стояли лагерем под защитой скалы, стали свидетелями одной ледяной и нескольких снежных лавин.

Лёд становился всё хуже, в конце дня я несколько раз втыкал лыжную палку на три-четыре фута [0,92-1,22 м] в снег и не находил твёрдой опоры. Идти дальше без провизии было бессмысленно. Мы заложили ещё один склад и на следующий день повернули обратно к зимовке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука