Антарктида: Четвертый рейх

— Ваш «меч судьбы», прекраснейшая из германок, Лилия Фройнштаг.[102]

Скорцени напрягся и удивленно посмотрел на рейхсфюрера СС. Вот уж чьего имени он не ожидал услышать сейчас, так это имя Фройнштаг.

— «Меч судьбы», говорите?

— О нет, избавьте меня от каких-либо подозрений! Уж кто-кто, а Фройнштаг — не мой человек, — редко Скорцени приходилось видеть улыбку на лице этого, поражавшего своей жесткостью, рейхсфюрера СС. Но сейчас Гиммлер явно не поскупился. — Наоборот, ваш. Во всех отношениях.

— Но, видите ли, — явно смутился первый диверсант рейха, прекрасно понимая, какой подтекст заложен был рейхсфюрером в этом определении — «ваш человек». — Наши былые отношения с госпожой Фройнштаг…

— А я знаю, — не дал ему договорить Гиммлер, — что она прекрасно заявила о себе и во время подготовки к операции по похищению папы римского,[103] и в ряде других ситуаций.

— He возражаю, она действительно показала, что достойна мундира офицера СС.

— Мы убедились в этом еще тогда, когда она была офицером охраны женского концлагеря гестапо. Не зря ее назначили командовать взводом надзирательниц. Как записано было в послужном деле, «ее истинно арийская твердость, — все еще не сгонял улыбку со своего лица Гиммлер, но только теперь она уже становилась по-настоящему садистской, — проявлялась с безупречной жесткостью и преданностью фюреру». Иное дело, что проявлялась эта жесткость не только по отношению к заключенным, но и по отношению к подчиненным ей надзирательницам. И порой это уже была не жесткость, а настоящая жестокость, причем… ну, скажем так, с некоторыми сексуальными склонностями.

— Мне известна ее биография, господин рейхсфюрер, — резко напомнил ему Скорцени. Уж он-то хорошо знал, что под сексуальными склонностями Гиммлер имеет в виду те лесбиянские забавы, которым в женском концлагере предавалась не только Фройнштаг и прелестям которых сама Лилия была подвержена менее остальных. К тому же, они никак не повлияли на ее сексуальную ориентацию.

— Смею надеяться, что известна. Иначе вы не были бы офицером СД. Кстати, пора бы ее повысить в чине. Если, конечно, вы не станете возражать.

— Почему я?

— Потому что только вам известен самый страшный ее недостаток.

— Как у всякой уважающей себя женщины, у Фройнштаг их несколько.

— Я говорю о самом страшном. При этом я имею в виду не пухлость ее бедер и изысканность талии и даже не ее былые лесбиянские пристрастия, — все же не отказал себе вождь СС в удовольствии напомнить Скорцени, что же на самом деле представляет собой его «меч судьбы».

— В таком случае речь идет о ревности.

— О немыслимо жестокой, беспощадной, вплоть до выхватывания пистолета, — ревности. Да не тушуйтесь вы, Отто. Любой диверсант может позавидовать вам: иметь такую женщину для прикрытия и разведывательно-диверсионной легенды!..

— Оберштурмфюрер Фройнштаг будет включена в группу.

— Мудрое решение, Скорцени. Это не женщина — это меч судьбы. И учтите: «меч судьбы» — это ее выражение.

— Кажется, однажды я слышал его.

— Тогда вам несказанно повезло, Скорцени. Обычно она произносит эти слова как окончательный, обжалованию не подлежащий приговор. Правда, после того как встал вопрос: то ли, за исключительную жестокость в обращении с заключенными, отдавать ее под суд, то ли за эту же жестокость награждать ее, Фройнштаг стала крайне осторожной с подобными приговорами.

— Так вы советуете включать ее в состав экспедиции, или же, наоборот, отговариваете от этой затеи?

— Рекомендую, Скорцени; но рекомендую, предупреждая. Хотя вряд ли Фройнштаг догадывается, что сама она и есть не что иное, как меч судьбы.

Тема была исчерпана, и какое-то время оба эсэсовца молча смотрели каждый в свое боковое окно, за которыми неспешно проплывали обрамленные холмами и скудными перелесками деревушки Вестфалии, за которыми вот-вот должны были возникнуть предместья Падерборна.[104] Скорцени не очень нравились эти места, ему больше импонировали суровость Баварских Альп или украшенные миниатюрными рыцарскими замками роскошные долины чешской Шумавы, по которым он будет тосковать где-то там, под километровой толщей антарктического льда, который даже сравнить нельзя с альпийскими ледниками его родной Австрии.

— Поскольку речь зашла о формировании состава экспедиции, — первым нарушил затянувшееся молчание Скорцени, — то сразу же должен уточнить: Тибет, чаша Грааля и зов священной крови, о которых начнут писать наши газеты, возвещая о мирной, сугубо научной экспедиции рейха, — все это лишь прикрытие. На самом деле мне предстоит побывать на «Базе-211», в Рейх-Атлантиде.

Услышав это, Гиммлер оторвал взгляд от видового стекла и с грустью взглянул на Скорцени.