Антери, сын Лапландии

Возможно, именно сейчас покой и сдержанность казались преувеличенными. Но может быть, эта счастливая встреча в пургу в темноте и была причиной того, что старик и мальчик старались напускать на себя спокойствие, знали это и радовались этому. Публики у этого зрелища было мало, и, если счесть за зрительный зал окружающую природу, особенно деревья в лесу, публика была крайне немногочисленная и обветшалая, ее прямо-таки не существовало. Так что если это была вообще сцена, то ей радовались только сами актеры — они пытались сыграть свою роль как можно лучше.

Антери не разразился восторженными криками, встретив своего надежного друга в минуту беды.

Старик сделал свое предложение тактично, ссылаясь на усталость оленя, а не мальчика.

Антери ответил, что в избушку можно было бы завернуть.

— Тогда этим путем, — сказал Матти-Олень.

Конечно же, бывалый ходок по тайге знал истинное положение вещей. Он знал, какой длинный путь совершил мальчик с оленем, и мог сделать свои выводы. Кроме усталости Рипсу, он видел также, какое облегчение и радость испытал Антери. К чему еще спрашивать об этом?

И к чему бы мальчик стал рассказывать о том, что, по его убеждению, Матти-Олень знал досконально?

Старый оленевод взял из руки Антери вожжевой ремень Рипсу и тронулся в путь. Антери пристроился замыкающим и последовал за санями, пробиваясь сквозь пургу.

До избушки было совсем недалеко. Но все же Антери успел обдумать по пути эту странную встречу.

Что делал Матти-Олень в этих пустынных местах?

И что бы он ни делал — если он жил в какой-нибудь избушке здесь неподалеку, — почему он именно в этот вечер вышел из-под крова на этот ветер, в пургу?

Может, эта встреча была спланирована заранее? Устроена?

Кто же тогда спланировал и устроил ее? Матти-Олень? Если так, то как он сумел вовремя попасть в верное место?

Антери заметил, что у стены избушки лежал олень. При их приближении он встал. Сноп света от карманного фонаря в руке Матти-Оленя выхватил его из темноты, и Антери узнал его. Это был ездовой олень Матти, с большими рогами и очень сильный.

Стало быть, Матти приехал сюда на олене.

Ну, а зачем он приехал? У старика не было мотосаней, и передвигаться по тайге, по неведомым путям, на олене было все же лучше, чем просто на лыжах.

Ну, а все-таки…

И тут тоже возле оленя были лопарские сани. А в них лишай и хвощ. Зачем же одновременно и лыжи, и сани?

— Иди в избу греться! — сказал старик, когда они остановились. — Ты, наверное, вспотел, и тебе нельзя охлаждаться. Я пристрою твоего Рипсу. Я собрал для своего оленя жутко много лишая, так что его хватит и для твоего оленя… Есть у тебя в санях что надо внести в избу?

— Мешок с провизией, — сказал Антери. Он снял с ног лыжи и воткнул их в наст поблизости от стены. — А там на дне выдра.

— Что такое? — заинтересовался Матти-Олень.

— Да, наверное, выдра, — сказал Антери. — Запуталась в сети, да так, что я положил ее вместе с сетью. Не успел снять с нее шкуру, потому что нагрянула вьюга и надо было спешно отправляться домой.

— Так, значит, выдра! — сказал старый оленевод. — Волк и выдра. А твой отец, конечно, гонится за другими.

Антери прямо-таки вздрогнул от испуга: этот старик — ведун, колдун, вещун. Как он мог говорить с такой уверенностью о том, что произошло за десятки километров в тайге? А может, он встретил отца?

— Что отец… Где вы встретились с ним? — запинаясь, спросил Антери.

— Хо-хо-хо, — рассмеялся старик. — Не видел я твоего отца, а он не видел меня, вот так-то. Иди в избушку. Я все объясню, когда приду вслед за тобой. В этом нет ничего сверхъестественного…

Антери обдало теплом, когда он открыл дверь и вошел внутрь. У стены, где была дверь, прямо налево был, очевидно, очаг — несколько углей тлели в золе. Вообще же в избушке было темно.

Он достал из кармана коробок спичек и чиркнул одной. В ее свете он увидел у задней стены сплошные нары, кучу дров у очага, окно и перед ним маленький столик. На столе стояла бутылка, в горлышко которой была воткнута свеча. Он поднес пламя спички к свече, она тотчас загорелась и осветила избушку.

Он бросил два или три полена на тлеющие в очаге угли и присел на нары. Он страшно устал. Только теперь он осмелился признаться себе, как он устал. Ногам было больно, плечи ломило. Лицо, исхлестанное ветром, горело.

Он чувствовал голод, но сильнее голода была потребность в отдыхе. Он подумал, что успеет отлежаться немного, пока придет Матти-Олень. На нарах лежала старая шкура лося. Он не снял шапку, одна варежка осталась у него на руке. Шум ветра за стенами избушки слышался слабее, затихал. Антери слышал его еще с минуту, потом он окончательно затих. Брошенные в очаг дрова разгорелись ярким пламенем, но Антери этого не видел.