Первая трудность состояла в том, что Рипсу не соглашался, чтобы его вели на поводу. Он упирался всеми четырьмя ногами, и Антери не мог сдвинуть его с места. Тогда приходилось звать на помощь Матти-Оленя, и он показывал оленю, что, когда его тянут за повод, лучше всего повиноваться. Хотя он и упирался изо всех сил и в конце концов бросался на землю, они все-таки продвигались вперед. Когда так продолжалось некоторое время, Рипсу убеждался, что сопротивление ни к чему не приводит. Ему позволяли встать на ноги и давали время одуматься. Конечным результатом было то, что олень следовал за своим поводырем, хотя ремень не был натянут. Рипсу стал ходить на поводу и в некотором роде окончил первый класс.
Второй трудностью, требовавшей длительного обучения, было научить оленя тащить что-либо за собой. Тяговая веревка между ног оленя, казалось, причиняла ему неудобство, и груз на ее конце как будто пугал его. Стоило большого труда удержать Рипсу от панического бегства. Тут опять требовалась опытная и сильная рука Матти-Оленя, чтобы удержать пугливое животное, и понемногу урок усваивался. На определенном этапе к концу тяговой веревки стали привязывать макушку ели, ветки которой оказывали сопротивление при волочении, и таким образом Рипсу чувствовал нагрузку на шею и лопатки. В конце концов отпала необходимость в том, чтобы поводырь находился возле оленя, удерживая его, стало возможным удлинить поводок, и Рипсу послушно следовал за ним. Так был окончен второй класс.
И наконец, Рипсу следовало научиться сигналам управления. Поводырь помещался теперь позади и был теперь не поводырем, а погонщиком. Это было трудное дело, и обучение ему требовало помимо терпения еще и суровости. На этом этапе сам Антери чувствовал себя учеником. Надо было управляться с вожжевым ремнем, удерживать в руке тяговую веревку и сохранять равновесие на лыжах, в то время как Рипсу нарезал во все лопатки. Все это казалось чуть ли не непосильной задачей. Не раз случалось, что либо по неопытности Рипсу, либо из-за неловкости Антери веревки и ремни безнадежно перепутывались, и олень вместе с Антери на лыжах переплетались в один клубок. Тогда Матти-Олень закатывался смехом, и Антери тоже не оставалось ничего другого, как смеяться, ведь сердиться и нервничать не имело смысла — это ни к чему не приводило. Быть может, и Рипсу тоже хохотал бы, если б только умел.
И вот в один прекрасный день тренировочное упражнение Антери и Рипсу прошло без сучка без задоринки. Глаза Матти-Оленя на его морщинистом лице сверкнули, и он сказал:
— Это достижение, за которое можно дать по крайней мере водительские права.
— А дают за такие занятия водительские права? — спросил Антери. — Наверное, все-таки нет.
— Дают, это точно. Близ Р
— Какие глупости! — удивился Антери.
— Нисколько. На этих правах серьезные подписи и внушительные печати, и турист вставляет их в рамку и вешает на стену, когда возвращается домой, — уверил его старый оленевод. — По-моему, это гениальное изобретение — с точки зрения лапландцев. За эти водительские права, видишь ли, приходится платить, и деньги остаются у нас в Лапландии.
— Пусть так, — согласился Антери. — Но в обучении оленя турист, конечно, ничего не смыслит.
— Это верно. Этим умением обладают другие, — сказал Матти-Олень.
В общем и целом было много хлопот, и время летело как на крыльях. Антери даже перестал вспоминать о своем старом доме, который был теперь под водой и толстым льдом, и о своем дедушке, который в одиночестве зимовал в хижине в тайге, близ того места, где они прежде жили. Зимою отец дважды проделал к нему трудный путь и относил ему продукты, к которым человек все-таки привык, жил ли он в глуши или в обжитых местах. Дедушка ценил соль, сахар, кофе и табак, хотя не желал переселяться в деревню или поближе к тем местам, где можно было их достать. Еще он, конечно, нуждался в хлебе и муке. В тайге зерновые растения не росли, а маленькие поля их старого дома ушли под воду. Но приварок к хлебу — мясо и рыбу — дедушка брал от природы. Осенью он подстрелил лося, а водохранилище и особенно устья впадающих в него рек давали сколько угодно рыбы.