АА пришла в Шереметевский дом и легла. Лежит и больна. Но отрицает, что простудилась, — утверждает, что у нее просто заболевание — поветрие в Петербурге, какая-то легкая форма эпидемической болезни — грипп, что ли?
В конце тридцатых годов Ахматова сошлась с врачом Владимиром Георгиевичем Гаршиным, профессором, патологоанатомом — таких не проведешь, его пациенты сами не высказывают своих жалоб — ни истинных, ни мнимых. Он видит только то, что видит, такая специализация.
Он вчера приехал с дачи. Был у Анны Андреевны и находит, что она на грани безумия. <…> Что она ничего не хочет предпринять, что она не борется со своим психозом. «А может быть, — спросила я, — это просто у нас не хватает воображения, чтобы понимать ее правоту? Может быть, не у нее психоз, а у нас толстокожесть?»
Он помотал головой.
9 июля.
Среди дня я позвонила Анне Андреевне и предложила вместе пообедать в Доме писателей. Она согласилась, но, когда я пришла за ней, выяснилось, что она никуда не пойдет, потому что ожидает доктора Баранова. <…> Не доверять же Гаршину!
Явились Владимир Георгиевич и доктор Баранов. <…> Я спросила В.Г., почему это у Анны Андреевны постоянно отекают ноги? «А, ноги пустяки! — отозвался он. — Отекают слегка от жары. Надо носить более просторные туфли и на низком каблуке. Вот и все. Но она не хочет: ничего не поделаешь, Ewigweibliche! (вечная женственность). Вы недовольны? Вам кажется, что я говорю зло?»
Доктор Баранов не выходил и не выходил, и мы решили подняться. <…> [Доктор] откланялся чинно. Ушел.
«Что же он предписал вам?» — спросила я у Анны Андреевны. — «По-видимому, он считает меня безнадежной, — гневно ответила она, — потому что единственное его предписание: ехать на дачу, на воздух». И она начала объяснять мне и В.Г., почему она ни в коем случае не может ехать на дачу. В.Г. сначала пробовал было спорить, потом умолк и, огорченный, простился.
В конце концов на дачу она решилась ехать.
У нее Владимир Георгиевич. Кругом беспорядок, грязная посуда, сырные корки. Жалуется, что опухла нога. Жалуется, что простудилась. <…> Действительно — говорит в нос. Действительно ли опухла нога — поди проверь.
Владимир Георгиевич распрощался, и я пошла закрывать за ним дверь. По дороге спросила — что с Анной Андреевной? «Да ничего, — ответил он слегка раздраженно. — Ногу натерла, вот и все». Уже переступи в порог квартиры, он вдруг вернулся в переднюю: «Только вы, пожалуйста, скажите ей, что ни о чем меня не спрашивали». <…> Эта просьба меня и удивила, и обидела. <…> Но у него был такой измученный, расстроенный вид, что рассердиться я не могла.
Этот разговор подтверждает, что эти расхождения в жалобах Ахматовой и замечаниях профессора — не просто несовпадения, а система.
«Сердце шалит. Я сегодня <…> была во ВТЭКе. Мне дали вторую категорию, а раньше была третья. Я постепенно приближаюсь к идеалу инвалидности. У меня нашли перерождение клапана сердца».
Опять лежит. По ее словам, не спала уже ночей пятнадцать.
Сегодня днем я зашла к Анне Андреевне, чтобы проводить ее в амбулаторию, к доктору, по назначению Литфонда. <…>