– Вы серьезно? – несколько наигранно удивился Базазаел. – Но теория врожденных пороков отдельных наций принадлежит именно нацистам. Когда вы чихвостили коммунистов и социалистов, мне показалось, что вам об этом известно. Должен признаться, что был еще один испытуемый – тоже вы. Вас не лишили общества людей, но вы были помещены в другую социальную среду. У вас не было примера ваших родителей, которые добились больших успехов на научном поприще, а самое главное, вы были лишены воспитания вашего деда – известного геолога и путешественника, который привил вам любовь к познанию мира. В другой жизни вас растила мать. Она родила вас после войны от офицера, квартировавшего у нее неделю, перед возвращением домой после демобилизации. Из-за тяжелых условий на химкомбинате мать быстро состарилась и умерла. Вам пришлось бросить учебу и пойти на работу. Там, из-за мягкотелости, вы попали в дурную компанию и начали сильно пить. Когда мы попытались вас спасти, было уже слишком поздно. Вы превратились в аморального и опустившегося типа, которого не интересовала жизнь.
Бронислав Иванович сидел в кресле-каталке молча, уронив голову на грудь. Его дикий двойник, встав на четвереньки, подкрался к нему и стал с любопытством разглядывать тапочки на ногах. Потянув за тапок, это существо осторожно понюхало большой палец профессора и, не раздумывая, тяпнуло за самый кончик.
– Ой! – вскрикнул очнувшийся профессор. – Увезите меня отсюда! Слышите? Немедленно увезите!
Базазаел одобрительно кивнул карлику, но прежде, чем профессора укатили из зала, он наклонился к нему и вполне доброжелательно потрепал его по плечу:
– Вы хороший ученый, Бронислав Иванович. Ваши открытия лежат на пути к истине. Но к продвижению вперед вас удерживает отсутствие только одного важного качества – умения сомневаться. Истина, которая преподносится как последняя в инстанции – становится ловушкой для ищущего. Так устроено развитие человеческой мысли, которая не может находиться в статике, – как только она останавливается на каком-то утверждении, здесь же начинается ее путь назад, к деградации. Сомневайтесь, профессор, и перед вами откроются великие тайны.
Мила с облегчением подумала о том, что ей не надо рассказывать об этой сцене Катерине. Теперь ее кумир и учитель сам поведает о важных переменах в подходе к своему учению.
Сколько истекло времени, и какое количество людей прошло через этот зал – понять было невозможно. Когда силы были уже на исходе, Мила попросила еще раз прерваться на сон. В альков Базазаела она принципиально не пошла, и заняла первое же свободное ложе, попавшееся ей на глаза. Через несколько минут к ней присоединилась Нюся.
Мила с благодарностью погладила кошку и закрыла глаза. В тот момент, когда она начала проваливаться в сон, вдруг почувствовала, что кто-то находится рядом с ней.
Это была Герхама. Чертовка сидела на краю ложа и прижимала к груди сверток.
– Есть хочешь? – обратилась она к Миле.
– Я эту зеленую гадость больше пить не могу.
– Понимаю. Я курочку с пряностями принесла, как ты любишь… и еще наливочку на малине. Катерина твоя приготовила.
С этими словами Герхама развернула сверток с золотисто-красной курочкой и достала из-за спины пузатую бутылочку с ярко-малиновой жидкостью.
– Она знает, что я здесь?
– Нет, конечно. Она Виталика своего ждет из командировки. У мужика и так тридцать килограмм лишнего веса, ему без ужина остаться только на пользу будет.
– Как же объяснится пропажа курицы?
– Подумает, что кот соседский через балкон утащил.
– Вместе с наливочкой?
– Решит, что выпила с тобой когда-то, и забыла.
Запах пряностей с поверхности еще теплой птицы вызывал аппетит такой силы, что начала кружиться голова.
– Составишь мне компанию? – спросила, давясь слюной, Мила.
– С удовольствием!
И две вчерашние соперницы по-дружески разорвали свою добычу, и с наслаждением вцепились в нее зубами. Услужливый карлик принес на подносе влажные салфетки для рук и изящные рюмочки на ножках для наливочки. Закончив свою трапезу они, хохоча, повалились на спину.
– Герхама, – обратилась Мила, перестав смеяться. – Можно, я задам один, может быть неприятный для тебя, вопрос. Скажи, а сам Базазаел хоть кого-то любил в своей жизни?
– Не знаю, – вздохнула та в ответ. – Но точно могу сказать, что он восторгался только одной женщиной. Кстати, она жила когда-то на вашей планете. Ее звали Авелин.
– Авелин Дангон?..
– Тебе о ней известно? От кого? От него?
– Может, и от него.
– Тогда мне больше нечего добавить.
Они поболтали еще о какой-то ерунде и уснули, закутавшись в теплые шкуры.
Следующее пробуждение было не таким тяжелым. Дружеская разрядка, которую Мила получила благодаря Герхаме, прибавила ей сил и уверенности.
Обстановка в зале тоже изменилась. Все дамы из свиты были одеты в меха, некоторые даже успели пошить меховые вечерние платья со шлейфом. Мила почувствовала себя законодательницей мод.
Зал преобразился благодаря голубому свету, льющемуся со всех сторон из купола. Он исходил от огромных голубовато-бирюзовых звезд, надвигающихся многомиллионной армадой из сияющей бесконечности.