Анти-Авелин

Жан Поль замолчал.

– Ты жалеешь о том, что твоя жизнь сложилась так? – робко спросила Авелин после продолжительной паузы.

– Нет, ни в коем случае. Человек, недовольный своей участью, не достоин всего того хорошего, что с ним происходило в его жизни.

– Удивительный день – ты преподал мне урок своей жизни сегодня.

Авелин положила ладонь на руку Жан Поля.

В следующее мгновение незнакомое ощущение укололо его в кисть и, дрожью поднявшись по руке, сковало дыхание. Он отпрянул от неожиданности и удивленно посмотрел на Авелин.

– Прости. Я что-то сделала не так?

– Все хорошо. Очень жаркий день, трудно дышать, – Жан Поль начал судорожно ослаблять ворот своей туники.

Авелин разглядывала его милые черты лица, и ей захотелось отплатить ему откровением за откровение:

– Помнишь камень? Стоя рядом с ним, ты дал мне обещание, что от твоего расследования не пострадает ни одни честный житель Лиона.

– Помню.

– Тогда пойдем к нему, я расскажу тебе его историю.

Авелин – милое возлюбленное дитя, окруженное заботами нежных родителей. Ее душа произрастала свободно, беря свои истоки из союза счастливых людей. Свобода – обязательный спутник любви – давала ей возможность развиваться вне пределов установленных правил и обычаев. Это пугало и одновременно восхищало Жан Поля в Авелин. Такая же свобода, но лишенная душевного благородства, способна опрокинуть человека на самое дно бытия, превратив его в монстра, уничтожающего на своем пути все ценности ради достижения своего блага и удовлетворения собственных желаний.

Авелин была еще такой юной, а значит – уязвимой, и Жан Полю хотелось уберечь ее от всевозможных опасностей, которые таятся за каждым жизненным поворотом. Он с трудом сдерживал улыбку, слушая ее рассказ о театре Калигулы, и благодарил Бога за то, что все ее самые большие переживания связаны только с воображаемыми бедами.

В конце своего рассказа Авелин разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.

– Тише, тише, – ласково повторял Жан Поль. – Это бесчинство случилось давно, еще во времена язычества.

Она обняла его, и прежнее ощущение, вернувшись, снова перехватило дыхание. Желание остановить ее боролось с желанием продлить эти мгновения. И тщедушная мысль о том, что она сама допустила происходящее, откинула все запреты.

Он отдался ее инстинктам, успокаивая себя тем, что в этом нет его воли, а только помощь ее неопытным настойчивым движениям. Блаженство от ее вожделения и восторга окончательно откинуло его колебание, и он навалился на нее всем телом.

Когда она затихла под ним, он убрал волосы с ее лица и стал разглядывать бусинки пота над верхней губой. Втянув в себя запах ее разгоряченного тела, он ощутил холку дикого зверя на своей спине, готового разорвать в клочья любого, кто посмеет приблизиться к его возлюбленной.

Воскресенье

В свете последних событий случившееся даже где-то радовало Петровича. Принцип «лежачего не бьют» облегчал его участь, но не решал проблему в целом.

Воскресенье было солнечное и зовущее, захотелось встать и подойти к окну. Как только Петрович зашевелился, сосед по койке справа приподнялся на один локоть:

– Выпить не найдется?

Петрович обернулся на его покрытую синяками рожу:

– Не пью.

– А покурить?

– Не имею привычки.

– Сдохнуть можно от этого лечения, – подытожил диалог синерожий.

– Ты, Вася, сдохнешь не от лечения, а от своей поганой тяги к кайфу, – прокомментировал услышанное старичок, сидящий за столом, заставленном чайными принадлежностями. – Чайку, уважаемый, не желаете? С домашним рыбным пирогом. Моя благоверная пекла, – обратился он уже к Петровичу.

На тарелочке лежал желтый от масла сдобный пирог с золотистой корочкой, а из его середины выпирала розовая горбуша, накрытая слоем лука и слоем грибов.

Петрович сглотнул слюну:

– У меня чашки для чая нет.

– Это поправимо, – старичок пододвинул белоснежную чашечку на белоснежном блюдечке. – Не побрезгуйте. Вас как величать прикажете?

– Иннокентий.

– А меня – Сергей Сергеевич. Вот и познакомились.

Пока старик суетился над чайником, Петрович поднял тарелку с пирогом к носу, втянул в себя аромат сдобного праздника и, закрыв глаза, замычал от наслаждения.

Сергей Сергеевич обрадовался такой реакции:

– Подобное больше нигде не попробуете. Моя супруга – не женщина, а удовольствие. Правда-правда. Я женился на ней именно по этому поводу. Я таксистом с молодых лет работал. Раньше эта профессия была и почетная, и доходная. Деньги, дефицит, бабы красивые – каждодневная наша добыча, – старик закрякал от смеха. – А мой напарник как-то говорит: «Серый (это мое прозвище), ну что ты все заработанное на ветер бросаешь со случайными проходимками? Женись на моей сестре – не женщина, а удовольствие». Ну, познакомились, стали встречаться. Я смотрю на свою невесту и удивляюсь – за что баба не возьмется, все делает с каким-то наслаждением: и убирает, и стирает, и готовит, и кушает то, что приготовит, а целуется… – старик снова закрякал. – Вот я и женился на этом «празднике жизни».