— Виноват, Григорий Васильевич, — потупил глаза Демичев, — не сдержался… у нас с Игорем Петровичем в свое время были серьезные споры по разным вопросам, вот и всплыло что-то из памяти…
«Трехгрошовая опера» это вообще говоря не совсем пьеса, а скорее мюзикл — Бертольд Брехт, когда творчески перерабатывал знаменитую «Оперу нищих» под нужды одного берлинского театра, тесно сотрудничал с композитором Куртом Вайлем. Он и написал целую кучу музыкальных номеров (зонгов), кои должны были по идее сопровождать каждое телодвижение артистов на сцене. Ну а кто, как не Боярский, мог исполнить эти зонги надлежащим образом? Правильно, никто…
— А что, мне нравится, — вывел в антракте свое резюме Романов, — ярко и образно показана жизнь капиталистических акул, тесно сросшихся с преступным сообществом. Боярский, конечно, певец тот еще, явно не Магомаев…
Демичев на этом моменте усердно покивал головой.
— И даже не Лещенко, — продолжил Романов, строго поглядев на министра, — но здесь он на своем месте. Именно такими и должны быть отрицательные персонажи, наживающиеся на чужом горе, — выдал он под конец такую сложную конструкцию.
Все остальные дружно задумались, но так ничего и не сообразили, чего бы сказать в ответ. А тут в ложу постучался Владимиров. Дежурно справился, как им спектакль, покивал в ответ на похвалы и проинформировал, что музыканты из рок-клуба прибыли и ждут дальнейших распоряжений.
— А пусть сюда заходят, — демократично распорядился Романов, — ложа большая, места всем хватит.
Они и зашли гуськом — впереди директор, а за ним Гребенщиков, Цой, Кинчев и Курехин. Владимиров представил всех их по очереди, и они уселись в глубине ложи.
— Вы кореец? — задал свой первый вопрос Цою Романов.
— Да, — согласился тот, — но наполовину — отец кореец, мать русская.
— А вы болгарин, судя по фамилии? — генсек перешел к Кинчеву.
— Нет, Григорий Васильевич, — открестился тот, — это просто псевдоним такой, а так оба родителя у меня русские, преподаватели технологического института.
— Понятно, — задумался Романов, прежде чем сгенерировать третий вопрос, Гребенщикову на этот раз, но тот сыграл на опережение.
— Я тоже русский, — сказал он, — родился и вырос в Ленинграде, родители на Балтийском заводе работают.
— Очень интересно, — пробормотал Романов, — вот только что были на этом заводе… но ладно, давайте досмотрим Брехта, а потом уже побеседуем о наболевшем.
Беседовать о наболевшем Владимиров пригласил всех заинтересованных лиц в свой кабинет.
— Он у меня большой и просторный, на всех места хватит… только с одним условием, Григорий Васильевич…
— С каким? — заинтересовался тот.
— Распишетесь в конце разговора на обоях — у меня там все посетители свои автографы оставляют. Генеральных секретарей у нас в гостях пока еще не бывало…
— Легко, — кивнул головой Романов, — и вот еще что — Боярского тоже пригласите, он внесет оживление в нашу беседу.
Глава 11
Секретарша быстро организовала чай, после чего Романов начал беседу.
— Вы, наверно, догадываетесь, ребята, — спросил он у всех вместе, — зачем я вас тут собрал?
Ребята переглянулись, а ответ на себя взял Гребенщиков.
— Даже и мыслей никаких нет на этот счет, Григорий Васильевич, — сказал он.
— Ладно, — вздохнул генсек, — тогда не буду ходить вокруг да около и скажу все прямо — наступают новые времена, которым нужны новые песни. Кто, как не питерская молодежь, сможет обеспечить это?
— Никто, — согласились чуть ли не хором все ребята, — не сможет.
А Борис добавил: — А мы легко сможем… только хорошо бы нас для этого перестать прессовать по мелочам.
— Сделаем, — покладисто ответил Романов, — это самый простой пункт. Теперь о песнях…
Он налил себе в стакан еще немного чая, взял конфетку «А ну-ка отними» и продолжил.
— Я вчера вкратце ознакомился с вашим творчеством, помощники принесли досье на весь ваш клуб и на вас четверых в частности…
— Из КГБ помощники-то были? — осмелился затронуть эту тему Курехин.
— Ну что вы, Сергей Анатольевич, — поморщился Романов, а народ понимающе переглянулся — он даже наши ФИО знает, — по таким мелочам еще дергать органы, у меня и других помощников хватает. Так вот, пойдем по пунктам…
Он открыл свой блокнот, прошнурованный сверху пластиковым кольцом, и остановился на первой странице.
— Начнем, пожалуй, с вас, Сергей Анатольевич, — и его указательный палец уперся прямо в переносицу Курехину. — Про этот ваш диск, изданный на Западе, как уж его там… Ways of freedom, так и быть не будем… хотя мне лично пара композиций с него понравилась. Сразу перейдем к вашему отечественному проекту, к Крейзи-Мьюзик-Оркестру…
За столом воцарилось гробовое молчание, а Романов строго оглядел всех по очереди, немного задержавшись на Курехине, и раскрыл тему Крейзи-Оркестра.
— И к Поп-механике, так ведь называется ваш последний ансамбль?
Отвечать на этот полувопрос собственно не требовалось, но Курехин сделал слабую попытку:
— Поп-механика это собственно не ансамбль, — сказал он, удерживая дрожащие пальцы, — это музыкальный коллектив единомышленников.