Анти-Зеланд или На халяву и уксус сладкий

«Облачность меньше трех десятых на всех высотах. Рекомендация: первая цель».

Майор обращался в разные инстанции и к мировой научной общественности, пытаясь добиться если не запрещения атомного оружия, то осознания масштабов трагедии. Это закончилось для него уютным местечком в американском «доме скорби» и присвоением его имени комплексу ответственности за судьбы человечества.

Если «снизить важность» трагедии Хиросимы, то налет Б-29 «Бокскар» на Нагасаки, во время которого было уничтожено «всего» 70 тысяч человек, представляется вообще не заслуживающим упоминания. Только кто объяснит это тем девяти японцам, от которых остались одни только силуэты на мосту Айои. Кто объяснит это остальным несчастным, умиравшим от лучевой болезни, — оставшимся в живых, но завидовавшим мертвым…

А никто, потому что Вадим Зеланд предлагает упразднить такое понятие, как ответственность ученого, точнее, утверждает, что оно надумано и ни к чему хорошему не приведет. В пещерах питекантропов (куда манит нас угрюмая фантазия автора) — хмурых людей с низким черепом и суженным покатым лбом — нет места сантиментам. Там царит мрачная целесообразность.

Строго говоря, нет ни их самих, ни каменных рубил, ни костяных скребков. Вообще нет понятий «хрупкого» и «прочного», «твердого» и «мягкого», «бесформенного» и «структурированного». И мамонт, и палка-копалка, и человек — всего лишь скопление атомов. Разве что скопление атомов в виде мамонта занимает в пространстве чуть больше места.

Условны и наши ощущения и чувства. Вон сокрушительный апперкот панчера вышвыривает противника за канаты. Меж тем это означает лишь, что пустота взаимодействовала с пустотой, вернее, стайка разделенных пустотой атомов под условным названием «кулак» соприкоснулась со стайкой разделенных пустотой атомов под названием «челюсть»…

Все на этом свете — скопление и перемещение атомов и волн. Если это так (а это на самом деле выглядит именно так по Зеланду), то абстракциями чистой воды становятся понятия «добра» и «зла». А значит — все дозволено. Переступай, преступай и просто бери то, что тебе приглянулось или плохо лежит…

И все-таки он работает?

…Так вот, я хотел сказать, что это Знание — не для всех, и не каждый готов принять его, поскольку Трансерфинг не укладывается в рамки обыденного мировоззрения…

В. Зеланд

…Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих и возникает синекдоха отвечания…

А. и Б. Стругацкие

Все новое утверждается в непримиримой борьбе с косным, отжившим, старым, тормозящим прогресс. До глубины мысли надо подниматься, а между гением и толпой зияет подчас такая пропасть, выкарабкаться из которой бывает очень тяжело. Гений не враждебен толпе, как заметил однажды Сергей Довлатов, он враждебен посредственности. Но мир устроен так, что судят гениев именно посредственности — жалкие и ничтожные личности, как говорил незабвенный Паниковский.

Судьбу одного такого непризнанного гения, изобретателя Эдельвейса Захаровича Машкина, описали Аркадий и Борис Стругацкие в блестящей «Сказке о Тройке». Эдельвейс Захарович принес на суд общественности так называемую эвристическую машину — точный электронно-механический прибор для отвечания на любые вопросы, а именно: на научные и хозяйственные.

Все гениальное, говорим мы, просто. Изящной простотой отличалась и эвристическая машина Эдельвейса Захаровича: старинная пишущая машинка «ремингтон» выпуска тысяча девятьсот шестого года, неоновая лампочка внутри и шнур с вилкой. Вот, собственно, и все. Да, для работы вилку следовало воткнуть в розетку.

Будучи отфутболиваем разного рода бюрократами и не имея достаточных средств на модернизацию изобретения, Эдельвейс Захарович не полностью автоматизировал думательную машину.

Работала же она так: