Читаем Анти-Зюгинг полностью

Вам страшно сейчас выйти на Тверскую, вот просто пройтись...

— Я ничего не боюсь.

Вы сильный человек, Анатолий Иванович?

— Мне трудно сказать — сильный я или не сильный, но я начал свою трудовую кизнь в 43-м году — рабочим военного завода, прошел через многие испытания и видел смерть...

У вас хватит сил не повторить то, что сделали Пуго, Ахромеев и Кручина?

— Мне хватит их только потому, что я хочу сказать правду. У меня хватит сил, потому что я не хочу, чтобы этот ублюдочный заговор... обернулся бы для страны потерей тех ценностей, которыми она жила все 70 лет. У Советского Союза ведь были не только черные дни. Он жил и победами.

Возможно повторение путча, как вы думаете?

— (Пауза). Я не хотел бы даже думать, что это — возможно. (Раздумчиво) Неужели тогда мы ничему не научились?

Вы говорили с Горбачевым уже после возвращения в Москву?

— Я разговаривал с ним трижды: в Форосе, потом (второй раз) по телефону два дня назад и третий — вчера. Уже в его кабинете.

— Как вы в Форосе поговорили, Горбачев уже рассказал. Я—про «лапшу на уши»... так ведь?

— Нет, нет! Это был другой разговор. Так же как и вчера был другой разговор. Не было грубого разговора.

— Он что... понял вас?

— Я не знаю — понял ли, но это был разговор достаточно долгий... вчера. Я не оправдывался. И я не оправдываюсь. Я говорил как было, а он меня расспрашивал... У нас с Горбачевым... если все наши встречи и разговоры сложить, это будут месяцы, месяцы... Поэтому разговоры были совсем другие. Повидимому... в запале речи их существо можно... по-всякому изложить. Я это понимаю. Есть же законы политических выступлений...

— Вы стали пешкой... в его игре?

— Это покажет время. Я думаю, что Горбачева, достаточно опытного политика... где-то на каком-то повороте... застали врасплох. Его использовали в других интересах. И кому-то очень хотелось — и хочется — хочется — привязать меня к этому заговору.

— Находясь в отпуске, Горбачев мог догадываться, что в Кремле что-то готовится?

— Я не знаю. Но мы многократно говорили с ним о возможности самых разных поворотов, и прежде всего — выступлений против президента и Верховного Совета. Я не думаю, что он знал. Но по крайней мере его, видимо, периодически о чем-то информировали, потому что он не раз говорил, что ощущает, так сказать, недоброжелательность — это все было.

— А теперь — честно. Вы чувствуете свою вину?

— Да. Я ее чувствую. Это вина перед моим парламентом, потому что по нему нанесен удар. Он — мое детище, моя боль, мое творение. Это очень больно. Я чувствую вину перед своей матерью, которая потеряла мужа, потеряла первого сына, теперь потеряет и меня... ей 81 год, я ее очень люблю. Я виноват перед своей женой, крупным ученым, членом-корреспондентом Академии медицинских наук, перед дочерью — на их долю теперь, после всех обвинений, которые на меня посыпятся, падет, конечно, тяжелая ноша. Я виноват перед своим внуком, единственной моей радостью, — но им, и всем людям я могу сказать, что жил честно, работал, не жалея себя, по 16 часов в сутки. И может быть, все-таки... знаете — и может быть, все-таки люди вспомнят хотя бы добрые стихи, которые я написал... Не знаю, напишу ли еще, ноя... просто скажу: моя книга заканчивается такими словами:

— А может быть, а может быть, Я поспешил ее закрыть Последнюю страницу... Я верил в светлый наш удел, — Нет... не так. Сейчас...

Сейчас я вспомню. Я верил в светлый наш удел, Не уходил от трудных дел, Стыдясь работать плохо... И если...

— нет забыл... забыл.. В общем, есть там стихи, их можно будет взять из книги... ее выпустили все-таки...

Москва, Кремль. («Независимая газета», 29.08.91.)

К интервью было сделано редакционное примечание:

«Все, о чем говорит А.Лукьянов, документировано магнитофонной лентой. Мы сдержали слово и показали ему материал, однако личная ситуация Лукьянова, как он сообщил в редакцию (в 15.50) после своего выступления в Верховном Совете, изменилась к лучшему и публикация в «НГ» ему пока что не нужна. «НГ» решила, что зависеть от «личной ситуации» для газеты — удивительно (тем более накануне подписания номера в печать), и подготовила материал к публикации, приведя его в строгое соответствие с магнитофонной пленкой». (Там же.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
1937. АнтиТеррор Сталина
1937. АнтиТеррор Сталина

Авторская аннотация:В книге историка А. Шубина «1937: "Антитеррор" Сталина» подробно анализируется «подковерная» политическая борьба в СССР в 30-е гг., которая вылилась в 1937 г. в широкомасштабный террор. Автор дает свое объяснение «загадки 1937 г.», взвешивает «за» и «против» в дискуссии о существовании антисталинского заговора, предлагает решение проблемы характера сталинского режима и других вопросов, которые вызывают сейчас острые дискуссии в публицистике и науке.Издательская аннотация:«Революция пожирает своих детей» — этот жестокий исторический закон не знает исключений. Поэтому в 1937 году не стоял вопрос «быть или не быть Большому Террору» — решалось лишь, насколько страшным и массовым он будет.Кого считать меньшим злом — Сталина или оппозицию, рвущуюся к власти? Привела бы победа заговорщиков к отказу от политических расправ? Или ценой безжалостной чистки Сталин остановил репрессии еще более масштабные, кровавые и беспощадные? И где граница между Террором и Антитеррором?Расследуя трагедию 1937 года, распутывая заскорузлые узлы прошлого, эта книга дает ответы на самые острые, самые «проклятые» и болезненные вопросы нашей истории.

Александр Владленович Шубин

Политика
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука