Античная наркомафия 4 (СИ)

Въехал он или чисто на автопилоте повиновался — это уж пущай остаётся его личной сокровенной тайной, на которую мне глубоко насрать. Главное — выкрикнул ей чего-то по-этрусски, что толпа не очень-то и заметила, поскольку каждый второй гегемон либо науськивал реально перебздевших животин, либо освистывал их. Но девчонка услыхала, тоже изумлённо уставилась — на Тарха, конечно, не на меня, тот ещё ей чего-то выкрикнул — и судя по тону, тоже не слишком куртуазное, да ещё и ладонью себя хлопнул рядом со своим хозяйством, и это сработало. Подобралась, надулась, скорчила зверскую рожу, на одного пса зыркнула, на другого, да и двинулась на правого. Ну, в смысле — на неправого, они ведь оба неправы, но этот был от неё справа. И это правильно, налево только мужики ходить должны, а бабы — порядочные, по крайней мере — только направо, гы-гы! Псина, и без того сбитая с панталыку, озадачилась, а эта как размахнётся мечом — ага, с обеих рук, как двуручником рыцарским! Промазала, конечно — при таком размахе от её легко предсказуемого удара и ребёнок увернулся бы, но перебздевшему псу хватило — отпрянул, хвост поджал, а когда она снова размахнулась — пустился наутёк. Она — за ним, он — к доминанту, тот, тоже ошарашенный — в сторону, эта на него замахнулась, он тоже наутёк, она к третьему, и тоже с аналогичным результатом. Короче, принялась их гонять, и кажется, начала входить во вкус.

Половина толпы молча охреневала, вторая — свистела или уже ржала. Кто-то, когда девчонка приблизилась к одному из псов и замахнулась, рявкнул:

— Убей! — ей, не псу.

— Убей! Убей! Убей! — заскандировала толпа.

Эта амазонка, млять, в натуре собралась располовинить животину. Та, конечно, дожидаться этого не стала, а заскулила и юркнула между ног толпы — тут уже захохотало две трети. Она на вторую — та туда же. А доминанта она и вовсе не обнаружила — этот, как и подобает элите животного мира, ретировался незаметно. Ржала уже вся толпа. И тогда захохотала и она сама — заливисто и истерично. Видок у неё был ещё тот — растрёпанная, потная, в пыли — даже не воспринималась в этот момент как голая…

Я заценил настрой толпы, прощупал энергетикой её эгрегор и понял, что шансы на срабатывание возникшей у меня задумки неплохие.

— Тарх! Теперь кричи «Свободу!», да на латыни, не на этрусском! Понял? — если верить Гумилёву, энергосвязь полнее у носителей одного и того же этнического поля, то бишь эгрегора, а не одного — так близких, а этруски как италийцы к римлянам уж всяко ближе…

Он понял и закричал, ближайшие соседи рефлекторно подхватили, я надавил на эгрегор всеми слоями энергетики, и вся толпа вскоре заскандировала:

— Свободу! Свободу! Свободу!

Не только освобождать, но и просто щадить приговорённую к смерти, конечно, не входило в планы её хозяев, но против дружного коллективного напора не выстоит и крутой обезьяний доминант — не прописано такого в обезьяньих инстинктах. И хозяин — папаша отвергнутого девчонкой чмошника — сдался. О том, чтобы вывести её на Форум и освободить официально в присутствии городского претора, не было, конечно, и речи — толпа этого не требовала, а по собственной инициативе такое великодушие проявлять, да ещё и пятипроцентный налог в казну за это платить тот, ясный хрен, не собирался. Он просто объявил её свободной в присутствии свидетелей, которых здесь было уж всяко побольше требуемых законом пяти. Права на римское гражданство такая форма освобождения не давала, и девчонка оставалась по римским законам такой же точно перегринкой, как и была до обращения в рабство. Но это было уже не столь важно. Куда важнее было то, что бывший хозяин не собирался проявлять никакого участия в её дальнейшей судьбе, что автоматически освобождало её и от клиентских обязанностей. Некоторые, поняв эту ситуёвину на свой манер, уже рекомендовали ей приличные лупанарии, набиваясь в первые заказчики, а пара ухарей даже конкубинат предлагали.

— Ну-ка, накидывай на неё свой плащ и уводи отсюда, пока она не растерялась, — велел я Тарху, и тут уж его не пришлось понукать.

— Туллия в Вольсиниях жила, и её отец знал моего отца, — рассказывал мне этруск, когда мы уже шли восвояси, — Я там выступал шесть лет назад — против галлов и в охоте на вепрей — догадываешься, чем меня против тех вепрей вооружали?

— Как всегда, твоим любимым комплектом?

— Точно, им самым! Так вот, именно её отец тренировал меня перед теми боями. Он был великим воином…

— Тарх, потом расскажешь, — отмахнулся я, — Неинтересно это мне сейчас — тем более, что не надо мне врать, будто ты только из-за этого за неё впрягся. Скажи уж прямо, что слюну на неё пустил!

— Ну, она ведь этого стоит…

— Ага, по тебе видно сразу.

— А что ты с этими собаками сделал?

— То, что с тобой следовало бы сделать, если по справедливости…

— Ну, я не мог иначе, ты же понимаешь?

— Поэтому и сделал это с ними, а не с тобой.

— Максим, ты теперь приказывай мне всё, что хочешь — всё сделаю…

— Иди ты на хрен! — направил я его по-русски. Ведь утомили же в натуре!

9 О хорошем и добром