Античная социальная утопия

Гуторов Владимир Александрович Античная социальная утопия

Вопросы истории и теории

ПРЕДИСЛОВИЕ

Если попытаться окинуть хотя бы беглым взглядом процесс изучения социальных утопий со второй половины XX в., то можно сразу же отметить его исключительную интенсивность. В 20-е годы историки утопий (в там числе и ставшие впоследствии очень известными — например, Дж. О. Герцлер, Л. Мамфорд) еще могли сетовать на невнимание ученых к этой отрасли гуманитарного знания.[1] Ныне же «утопиеведение» превратилось в важнейшее направление социологической мысли.

Это и неудивительно. Зародившись еще в глубокой древности, утопизм пустил крепкие корни в общественном сознании, до сих пор выполняя важнейшие гносеологические и социальные функции, что во многом определяется прогностическим характером утопии. «Люди, как известно, всегда интересовались будущим, связывая с ним свои интересы, надежды, идеалы. Это объясняется том, что человеку органически присущи целесообразная деятельность, ее мысленное продолжение в будущее, согласование средств и целей, ожидание непосредственных и более отдаленных результатов его активности».[2]

«Утопический бум», возникший в Западной Европе и США в 60 — 70-е годы, создал атмосферу повышенного внимания к проблеме утопии. Так, появились работы, в совокупности составившие новую научную дисциплину, которую на западе стали называть «социологией утопии».[3] В ее рамках и начался пересмотр всей предшествующей традиции интерпретации утопических идей. Не осталась в стороне и античность.

Подобно тому, как «в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений»,[4] на протяжении более чем тысячелетнего периода существования античной цивилизации, в процессе эволюции и борьбы многообразных идейных течений возникли, а в ряде случаев получили (классическое воплощение различные формы социальных утопий. Созданные античной мыслью утопические образы постоянно волновали воображение мыслителей и ученых последующих веков. Так, например, Платона не случайно называют «духовным отцом» утопической мысли, а созданную его фантазией Атлантиду продолжают искать и в наши дни.

Хотя сам факт внутренней связи европейской утопической традиции с общественной мыслью Древней Греции и Рима был осознан уже в эпоху Возрождения, это не повлекло за собой, однако, адекватного осмысления природы античной утопии, особенностей ее генезиса и социальных функций. Достаточно отметить, что в научной литературе пока не существует общепринятой классификации античных утопий, предполагающей определение их исторической специфики, отношения к другим формам общественного сознания —к мифологии, философии, этике и, наконец, к общественной практике, к социальным движениям в древнем мире и связанной с ними политической теории.

Что касается подобного «отставания», то оно обусловлено многими причинами как объективного, так и субъективного характера. Попытаемся выделить лишь некоторые из них, являющиеся, на наш вгляд, главньими.

Для современной немарксистской научной литературы второй половины XX в. характерен внеисторический подход к социальной утопии, тесно связанный с идеями исторического циклизма, сформировавшимися в основном под влиянием концепций О. Шпенглера и А. Тойнби, но появившимися в буржуазной исторической науке еще во второй половине XIX в.[5]

Большое влияние на современную «социологию утопии» оказал и психоаналитический метод исследования памятников культуры. Стремление рассматривать утопизм абстрактно (как изначальное свойство психологии «человека вообще», как «архетипическую модель» сознания, порождающего миф о «потерянном рае», или «компенсативный проект» утопии)[6] находит известную параллель у сторонников циклической теории, усматривающих в античных проектах общественных преобразований реакцию на развитие «капиталистических тенденций» по аналогии с коммунистической мыслью эпохи Ренессанса. Яркое выражение подобный подход нашел уже у видного немецкого историка Р. Пёльмана, автора в ряде аспектов новаторской для своего времени книги «История античного коммунизма и социализма» (1893— 1901).[7]

Хотя по богатству собранного материала труд Пёльмана до сих пор сохраняет важное значение для историка античных утопий, все же исходное намерение автора — доказать бесперспективность и иллюзорность современного ему социалистического движения на примере краха «аналогичных» идеям XIX в. «коммунистических учений» и социальных движений древности — по существу было основано на игнорировании исторических особенностей возникновения антиэксплуататорских настроений в классовых обществах и поэтому не выдерживает критики.

После выхода в свет работы Пёльмана в буржуазной науке возникла устойчивая традиция подобного сравнительно-исторического анализа античных социальных утопий, в дальнейшем ставшая одной из идейных основ современной «социологии утопии».[8]