В Италии, на вилле, ночью зимней,Бесснежной и нестрашной, на дворецСмотрел я. Бог поэтов, расскажи мне,В чем жизни смысл и счастье, наконец,И бог, а он действительно на крышеСтоял средь статуй, предводитель муз,И всматривался в парк, где жили мышиИ ёж шуршал, – и бог, войдя во вкус,Мне кое-что поведал: счастье – этоНезнание о будущем, при всёмДоверии к нему; не надо света,Еще раз луг во мраке обойдемИ удивимся сумрачному чудуПрогулки здесь, за тридевять земельОт дома, листьев пасмурную грудуПриняв на грудь, как русскую метель.Всё может быть! Наш путь непредсказуем,Считай своей миланскую листву.Мы и слова, наверное, рифмуем,Чтоб легче было сбыться волшебству,Найти узор – спасенье от недугаТопорных фраз и гибельных идей, —То не твоя, то русских рифм заслуга,Подсказка живших прежде нас теней,Судьба петляет, если не стремитьсяРечь выпрямлять, как проза ей велит,И с нами бог: на юге он, как птица,Живет, вдали от северных обид.1998«Бродя средь римских мраморных руин…»
Бродя средь римских мраморных руин,Театров, бань – в мечтаньях и в истоме,Нет, я не знаю, что такое сплин!Слуга себе, и раб, и господин,Я даже побывал в публичном доме.В том, что осталось от него: брускиИ пни колонн, оплывшие обломкиИ диких трав пучки и колоски.И никакой хандры или тоски!И перекрытий тени и потемки.Над постаментом, где бы мог стоятьПриап, допустим, может быть, Венера,Клубился зной; две бабочки, под статьДвум лепесткам, задумав полетать,Взметали пыль горючую, как сера.И дом разврата, в блеске белых плит,Повергнут в прах, распахнут и низложен,Внушал печаль прохожему – не стыд,Был чист, как совесть, временем отмыт,Отбелен ветром и облагорожен.2000Уточнение
По прихоти своей скитаться здесь и там,Но так, чтобы тебя не забывали домаИ чтобы по твоим дымящимся следамТянулась чья-то мысль, как в старину солома,И чтобы чей-то взгляд искал тебя вдалиИ сердце чье-нибудь, как облако, летело,Чтобы сказать тебе среди чужой землиВсе, что сказать оно боялось и хотело.Скитаться здесь и там по прихоти своей,Но так, чтоб чья-то тень была с тобою рядомИ ты ей показать мог стаю кораблей,Плывущих вдалеке, в бинокль, большим форматом,Иль, в каменный театр спустясь, где ИпполитБежал из дома прочь – и вдруг вздымались кони,Присесть с ней на скамью, где ящерица спит,И уточнить судьбу, читая по ладони.2000«В двадцатом веке лишь отрыли, вслед за Троей…»
Алексею Машевскому