Античный мир «Игры престолов»

Пиры – не только хорошая возможность кого-нибудь отравить, но и понять, кому можно доверять, а кому нет. На самом деле, сам акт приема пищи связан с доверием: когда люди сидят, их руки заняты, а внимание сосредоточено на напитках и развлечениях, они наиболее уязимы; кроме того, они доверяют людям (зачастую остающимся вне поля зрения), которые готовят и подают блюда. Как мы видим, античная мифология часто обращается к теме доверия во время пиршеств от поглощения отравленной пищи до убийства ничего не подозревающей жертвы. Именно во время пира, что весьма уместно, Одиссей наказывает алчных женихов своей жены, которые не догадываются, кто он такой, пока не становится слишком поздно. Пиршества, знания, власть и месть также собрались воедино в мифе об Атрее: царю Микен удается перехитрить своего брата и сохранить власть, обманом заставив Фиеста съесть во время пира собственных сыновей. Хоть пиршество, может, и выглядит как обычное празднество, возможность для автора вовлечь читателя в мир роскоши и гротеска, на деле это мероприятие показывает положение вещей в обществе, помогает найти себя среди множества людей и интересов, чтобы решать общественные и интеллектуальные задачи, возникающие как в данный момент, так и в течение всей жизни.

Но пиры всегда завершались трагично и напряженно; там находилось место и веселью, празднику, налаживанию связей. Первая песнь «Илиады» Гомера заканчивается двумя диаметрально противоположными сценами пиршеств: на Олимпе боги – все, как одна семья, – оставляют свои обиды, чтобы вкусить пищу на великом празднике и вместе потешаются над хромым Гефестом, прислуживавшим им (что необыкновенно жестоко на наш современный взгляд). Пирующие боги наслаждаются музыкой своего приятеля Аполлона, в то время как греки приносят тому жертву и воспевают хвалу, в надежде, что он избавит их от чумы. Две сцены приема пищи – на земле и на небесах, и два абсолютно противоположных настроения среди двух больших семей: греки, потомки Даная, уязвимы и разобщены из-за споров своих предводителей относительно грядущей чумы; и боги, бессмертные и гармоничные, несмотря на супружеский спор Зевса и Геры (брата и сестры и одновременно мужа и жены). Пример Гомера учит нас искать сходства и различия между разными событиями, происходящими во время пиршеств, настроениями, что лежат на поверхности и скрываются за ней, и многочисленными способами, которыми один эпизод может пролить свет на другой.

Помимо застолий как таковых, эта глава, как видно из приведенных выше примеров, также затрагивает семейные отношения – контекст, в котором еда в большинстве своем потребляется и производится. Обстоятельства, в которых предлагается и принимается пища, являются также поводом продемонстрировать решения, которые мы принимаем ради семьи, и чувства, что мы к ней питаем, как было только что проиллюстрировано мифом об Атрее и Фиесте. Понятия «пища» и «семья» не всегда взаимосвязаны: как мы увидим далее, сложные чувства Джона Сноу к братству не имеют ничего общего с тем, как приготовлено мясо или каково на вкус разбавленное вино. Но эти чувства демонстрируются простым и наглядным способом – посредством официального застолья, на котором предполагается держать себя определенным образом. На пиру в Винтерфелле Джону следовало вести себя как бастарду, коим он был, что требовало от него поведения, отличного от того, к которому он привык, общаясь ежедневно с членами семьи. Когда он становится одним из братьев Ночного Дозора, его поведение относительно семьи меняется снова. Старки, в свою очередь, равно как и Баратеоны с Ланнистерами, должны вести себя более формально и официально по особой причине. Ужин, это подтвердит каждый любитель мыльной оперы, собирает людей вместе и таким образом является отличной сценой для семейной драмы. А когда дело касается высокопоставленной или королевской семьи, как в случае «Игры престолов» или почти любого античного мифа, домашняя ссора обязательно перерастает в политический конфликт мирового масштаба.

За рамками приличия

Сложная система распределения мест за столом показывает, каким видит себя общество. В Древнем Риме и Афинах, двух обществах, устроенных в соответствии с идеологией равенства определенных классов граждан, совместное потребление пищи принимало другую форму – все участники пира (представители одного и того же класса) во время трапезы возлежали. На симпосии в древних Афинах, например, аристократы во время ужина вели беседы о политике или философии, в то время как в Риме предвыборные пиршества организовывались не только для развлечения гостей, но также для подкупа голосов, демонстрации богатства и щедрости. В обоих случаях дом, в котором проводился званый ужин, был также общественным местом, или, другими словами, местом, где сливки общества показывали свою власть, богатство или влияние на аудиторию.