Антидекамерон

– Ну, как тебе живется? – непринужденно спросила тетя Шура. – Хорошо себя чувствуешь? В школе, дома всё в порядке?

– В порядке, – не отрывал я взгляда от книги. – Мама с папой на день рождения ушли, сказали, что поздно вернутся, чтобы я без них поужинал и спать ложился.

– Какие проблемы, – пожала она плечами, – ты уже парень взрослый, за ручку водить тебя не надо. Ну, так на чем мы в прошлый раз остановились?

Все было как всегда, но не укрылось от меня, что села тетя Шура чуть от меня подальше, чем обычно. На сантиметры какие-то, чтобы демонстративно не было, но все-таки подальше. И еще одна перемена во мне произошла. Раньше, хоть и сидели мы поближе, никакого запаха я от нее не чувствовал. А сейчас уловил. Только сказать бы не мог, какой он. Похоже было на запах моря, куда мы ездили летом. Когда солнышко уже припекает, галька нагрелась, а ветерок срывает пену с катящихся к берегу мелких зеленых волн, приплывших из тропической дали. И свежий запах этот меня тревожил, и я, как ни старался, соображал в тот вечер хуже, чем всегда, и боялся, что тетя Шура вдруг спросит, отчего это я сегодня такой невнимательный. А еще понять не мог, чего мне больше хочется – поскорей уйти или сидеть тут целую вечность, вдыхая этот восхитительный запах, видеть ее маленькую руку, когда касается страницы пальцем, и если скосить глаза – холмик вздувшегося на ее груди халата. Время тянулось бесконечно, время летело удручающе быстро. Пришла Наташка показать, что она там намалевала. Я совершенно искренне восхитился, какая она способная девочка, позавидовать можно. Мама тоже ее похвалила, спросила только, где же обещанные луговые цветочки.

– Коровки их съели, – вздохнула Наташка. – Жалко их, конечно, такие красивые, но ведь коровкам тоже кушать надо.

Тетя Шура расцеловала ее, назвала маленьким философом, и тут-то я по-настоящему Наташке позавидовал. Чего бы только ни отдал, чтобы оказаться сейчас на ее месте. Тетя Шура вдруг пристальней глянула на нее:

– Бледненькая ты какая-то сегодня… У тебя ничего не болит?

– Ничего, – ответила Наташка, – только спать хочется.

Ответ ее того больше обеспокоил маму, я тоже не припоминал, чтобы Наташка сама спать попросилась.

– Пойдем, – сказала тетя Шура, – умою тебя, потом уложу, температурку измерим. – И мне: – Ты пока дорешай этот пример, я потом проверю.

Я корпел над – как на зло! – не дающимся мне примером, ничего у меня не получалось. Тетя Шура закрылась с дочкой в Наташкиной комнате, оттуда слышался ее чуть распевный голос – похоже, рассказывала сказку. Я все-таки добил этот зловредный пример, ждал, чтобы тетя Шура посмотрела. Довольно долго ждал, неловко стало сидеть в комнате одному. Наконец она появилась, осторожно прикрыла за собой дверь.

– Уснула. Не нравится она мне сегодня. Температура вроде нормальная и не жалуется ни на что, но не по душе мне все это. – Подошла сзади, склонилась надо мной, показала пальцем: – А это у тебя какой знак?

Я ощутил, как макушки моей невзначай коснулась ее грудь, в глазах потемнело. Верней, не потемнело, а, наоборот, полыхнуло, словно огрели чем-то по башке. Чужой рукой, ужасаясь себе, медленно взял ее ослеплявшую меня руку, сжал ее пальцы. А потом произошло со мной и вовсе чудовищное – неожиданно заплакал. Заплакал – я, взрослый уже пацан, через год школу заканчивать. Слезы брызнули так внезапно, не успел сдержать их. Она молча потянула к себе свою руку, я, не выпуская, поднялся со стула, повернулся к ней. Она была одного со мной роста, глаза в глаза.

– Ну что? – еле слышно спросила она, не делая больше попытки высвободиться. – Что, дурачок? – Свободной рукой вытерла мне глаза. – Что тебе надо? Хочешь поцеловать меня, да? Очень тебе это нужно?

Я отчаянно кивнул головой.

– Ладно, я разрешаю, только не плачь. И не в губы, пожалуйста. – И подставила мне щеку.

Я не хотел целовать ее в губы, да и не осмелился бы, потянулся, закрыв глаза, губами к ее щеке, сомлел от счастья, коснувшись ее нежной кожи. Сразу отстранился, по-прежнему не размыкая век, силясь подольше сохранить, не растратить это сладостное ощущение.

– Никогда еще не целовался с девчонками? – услышал ее голос. Даже с закрытыми глазами догадался, что она улыбается.

Я молча помотал головой.

– А пора бы уже. – Теперь засмеялась. – Эх, ты, плакса ты моя.

Если бы еще мгновение назад сказали мне, что такое возможно, ушам бы своим не поверил. Она обвила мою шею руками, прильнула к моим губам. Я чуть сознания не лишился, но все же – сработал инстинкт – судорожно прижал ее к себе, ответил на поцелуй. И она не отпрянула, не оттолкнула меня, позволяла мне всё. А потом я услыхал, как вдруг часто, шумно она задышала, даже, почудилось, застонала тихонько. А я, соображая еще что-то, испуганно отклячил зад, чтобы до конца себя не выдать, не оскандалиться.