Антидекамерон

За руку его потянула – и не знаю, как бы он себя повел, если бы не появился вдруг рядом с нами неизвестно откуда какой-то человек. Словно из воздуха возник. Я в темноте не узнала его, но будто бы встречала похожего в райкоме партии, как бы не водитель Борзенко. Он наклонился, Виктору что-то в другое ухо шепнул – и в темноте пропал. Мне Виктора лицо плохо видно было, но поняла я, как ошарашен он услышанным, потому что как деревянный стал. Всполошилась я, выпытываю, что случилось, а он молчит, только дышит, будто тяжелую работу делает. А потом простуженным голосом говорит мне:

– Надо идти, Анечка, там тебя один человек ждет.

– Какой еще человек? – спрашиваю, хотя сразу обо всем догадалась, да и догадываться-то особой нужды не было, не девочка с бантиками.

– Н-ну, – мнется он, – просто один человек поговорить с тобой хочет.

Меня аж затрясло всю:

– Не пойду я ни к какому человеку, ты что, Витенька?

А он одно и то же бубнит: ничего такого, просто поговорить, ничего такого, просто поговорить…

Заплакала я, от себя его оттолкнула, встала, сквозь зубы ему:

– Никуда я не пойду, сам иди с ним разговаривай, если там ничего такого.

Он тоже встает, и я даже во тьме вижу, какое у него лицо белое. И говорит голосом, какого никогда у него не слышала:

– Пойдешь. Или все между нами кончено, так и знай.

– Что кончено? – не верю.

– Всё, – отвечает. Поворачивается – и почти бегом от меня.

А я стою и не знаю – жива или мертва. Кто-то тихо подошел ко мне, гляжу – тот самый, ласково говорит мне:

– Пойдемте, девушка, я провожу вас.

И тут внутри меня словно бомба взорвалась. Зло такое накрыло, что словами не передать. Ах ты ж гад, думаю на Виктора, как же я тебя раньше не разглядела? Что ж, думаю, всё так всё, тебе же хуже будет. И когда с тем провожатым шла, все слезы напрочь высохли, столько злости во мне было. Одного хотела – поскорей дома оказаться, накрыться с головой и умереть…

О чем это я? Ах, да, ведет он меня, значит, к тому самому каменному дому. Только мы, как я думала, в него не вошли, обогнули его, а там за ним еще один домишко прятался – маленький такой, который на двоих. Провожатый мой сгинул куда-то – не иначе как фокусником подрабатывал, – а я дверь отворяю, вхожу. В комнате, конечно же, Борзенко и, конечно же, один. Ничего другого я и не ожидала. Сидит за столом, а на столе натюрморт. Бутылка шампанского и большущая ваза с фруктами. Ну там яблоки-груши всякие, виноград, но мне почему-то сразу бросились в глаза бананы – я их раньше только в кино да на картинке видела. Он встает, умиляется:

– Вы меня осчастливили своим приходом, мадемуазель, посумерничайте со мной вдали от этого бедлама.

Я, конечно, сразу поняла, что он под словом «посумерничайте» имеет в виду, тоска меня взяла такая, что словами не передать. Молоденькая же совсем была, глупенькая, для одного блюла себя, не то что нынешние оторвы. Господи, думаю, что же мне теперь делать? Если бы не предательство Виктора, знала бы что. Все-таки, какая-никакая профессия у меня была, без работы не осталась бы. Впрочем, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь взял меня, если бы наш Павел Лаврентьевич хоть пальцем шевельнул. Но уж больно он непривлекательным мужчиной был, просто воротило меня от него, как недавно от Самосудова. Я и потом, когда в зрелый образ вошла, никого к себе не подпускала, если душа к нему не лежала, а уж тогда, девчонкой совсем… А он за плечико берет – меня словно током шибануло, когда притронулся, – за стол к себе усаживает:

– Давайте, – говорит, – за наше хорошее знакомство шампанского выпьем, а то я смотрю, какая-то вы зажатая.

Зажмешься тут. И не знаю, на кого больше досадую – на него, на предателя Виктора или на себя, что поехала сюда, дура, на свою голову. И не только на голову. Столько сразу мыслей пронеслось, и все самые разные, можно даже сказать, противоположные. Была среди них, честно скажу, и такая: не будь в самом деле дурой – потерпеть немного, будто к зубному врачу пришла, а потом вся твоя жизнь может перемениться, Виктор перед тобой на полусогнутых стоять будет. А то будто не знала я, сама не видела, как самые никудышные бабёнки вдруг большими начальницами делались, на работу и с работы машина их возит…

Помню, зашел у нас как-то с Виктором разговор о выпивке, учил он меня, как пить надо, если не пить нельзя, а голова должна по возможности трезвой остаться. Сказал он мне, что хуже нет, если после водки пиво или шампанское в себя вливать, закосеть можно. Шампанское еще даже хуже пива. А я уже и без того, будь он неладен этот Самосудов-жаба, кондиций хороших набралась. Вот оно, думаю, спасение – забью себя шампанским, а там куда вывезет. Обалдею так обалдею: или отшвырну этого хиляка, если внаглую полезет, или… ну, как у зубного врача. Выпью сейчас шампанского и бананом заем! А он уже бутылку откупоривает, с помпой такой, пробкой в потолок, фужеры мой и свой наполняет, спрашивает у меня:

– Ну, так за что, Анечка, будем пить?