Хотя такие воззрения в целом выглядят неверными, следует признать, что в какой-то своей части они корректно отражают действительность. Самые бедные страны мира постоянно оказываются среди лидеров международных опросов уровня счастья, включая вполне уважаемые исследования вроде World Values Survey. (Нигерия, где 92 % населения живет меньше, чем на 2 доллара в день, занимает первое место.) По данным опроса исследовательского проекта Afrobarometer, в котором участвует больше дюжины африканских стран, в том числе Кения, в подобных местах наблюдаются «необычно высокие уровни оптимизма среди наиболее бедных и незащищенных респондентов». Специальные опросы, например, насколько оптимистично настроены родители в отношении будущего своих детей, вообще демонстрируют обратную зависимость результата от уровня благосостояния и образования: наименее обеспеченные демонстрируют наибольший оптимизм.
По данным ученых-психиатров, тревожность и депрессии намного реже отмечаются у жителей беднейших стран.
В одном из недавних обзоров распространенности психических болезней в мире страны Тропической Африки находятся в конце списка, который возглавляют богатые индустриальные регионы.
«Знаешь, социологи часто обращали на это внимание, — сказал мне Норберт во время моего второго посещения Киберы. Мы сидели на складных стульях в тени его одноэтажного офиса на окраине трущоб. — Наличие у тебя социальных проблем не означает, что ты несчастлив. Разве у богатых меньше проблем? У нас политиков сажают за коррупцию, и я как-то не уверен, что они счастливее меня. Проблемы есть у всех. Например, сердце болит или давление скачет, если волнуешься. — Он пожал плечами: — Это ведь очевидно, разве нет?»
Данный психологический феномен нуждается в объяснении. Даже при наличии целого рядя вопросов к методологиям международных опросов уровня счастья, даже если Жан-Пьер Ларрок и остальные не видят картину в целом — почему такие места, как Кибера,
У меня тоже нет решения для этой задачки. Но если посмотреть на нее в контексте психологии безопасности и небезопасности, кое-что становится понятнее. Мы видели, что стремление к безопасности может ввести в серьезное заблуждение, а уязвимость — оказаться предпосылкой для того, чтобы стать счастливым в важнейших областях жизни, в первую очередь в социальных аспектах. И у жителей Киберы, и у других, находящихся в аналогичном положении, нет возможностей, которые мы без особого успеха пытаемся использовать для подавления своего чувства неуверенности. Идея не в том, что, скажем, лучше быть бедным, чем богатым. Но вряд ли можно отрицать, что, если денег нет, к ним сложнее испытывать эмоциональную привязанность. То же касается и престижной работы, материальных благ или дипломов элитарных образовательных учреждений: не имея шансов все это получить, вы не станете переоценивать уровень счастья, которому это может способствовать. В более широком смысле это значит, что в отчаянном положении нельзя пытаться заглушать ощущения неуверенности и небезопасности — напротив, следует осознать реальность и встретить их лицом к лицу. Люди Киберы находятся в крайне уязвимом положении, и им необходимо с этим примириться.