В 1946 г. в ходе Нюрнбергского процесса появились фотокопии секретного дополнительного протокола к договору о ненападении от 23 августа 1939 г. В 1948 г. Государственный департамент США опубликовал этот текст в сборнике документов о советско–германских отношениях в 1939—1941 гг.[791]
В дальнейшем именно эти тексты вместе с фотокопиями были широко представлены в западной историографии и использовались для критики внешней политики СССР в преддверии Второй мировой войны.Однако слабым местом подобных утверждений было отсутствие подлинников соответствующих документов. Как правило, западные авторы занимали в этом вопросе позицию, схожую с мнением американского профессора Джорджа О. Кента, который в 1945 г. принял эти фоторолики из рук сотрудника МИД Германии Карла фон Лёша и в последующие годы, опираясь на них, участвовал в издании сборника «Документы германской внешней политики». Он утверждал, что «фотоплёнка удостоверяет подлинность протокола более чётко, чем подразумеваемый оригинал. Протокол был заснят наряду со многими другими документами, достоверность которых не вызывает сомнения. И было бы труднее подделать всю плёнку, нежели один документ»[792]
. Совершенно очевидно, что подобное утверждение явно противоречит хорошо известной практике фотокопирования, которая легко позволяет «создавать» любые документы. Кстати, то же самое характерно и для ксерокопирования документов. Тем более что в данном случае фотоснимки немецкоязычного и русскоязычного вариантов договора находятся на ролике F-11, а немецкоязычного и русскоязычного вариантов протокола — на ролике F-19. Не имея подлинников документов, подтвердить аутентичность фотокопий в принципе не представляется возможным.Советская историография занимала в этом вопросе довольно противоречивую позицию. С одной стороны, никаких официальных заявлений о немецких фотокопиях не делалось, о них просто умалчивалось, но с другой — не отрицалось наличие определённых советско–германских договорённостей. В целом тематика отношений СССР с Германией в 1939—1941 гг. была в советской историографии не слишком популярна и излагалась в рамках определённого канона без существенных подробностей. Ситуация кардинально изменилась в ходе перестройки в Советском Союзе. В 1988—1989 гг. все эти вопросы стали объектом ожесточённой политической борьбы. В итоге 24 декабря 1989 г. II Съезд народных депутатов СССР принял постановление, согласно которому было официально признано наличие секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г.[793]
, текст которого воспроизводился по неожиданно «найденной» заверенной машинописной копии на русском языке[794].Лишь в октябре 1992 г. было заявлено о том, что в бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС (ныне Архив Президента Российской Федерации) обнаружены подлинники этих документов[795]
. Применительно к августу 1939 г. речь идёт о следующих документах: 1) договор о ненападении от 23 августа, 2) секретный дополнительный протокол от 23 августа и 3) разъяснение к секретному дополнительному протоколу от 28 августа[796]. Однако в публикациях этих документов до сих пор сохраняется немало противоречий и неясностей. Появились и критические работы, ставящие целый ряд вопросов по имеющимся источникам[797]. В целом проблема советско–германских договорённостей в августе 1939 г. распадается на 2 вопроса: 1) были ли эти договорённости и 2) как именно они были оформлены.Относительно первого вопроса следует отметить, что в советской историографии факт определённых договорённостей признавался. Так, ещё в 1960 г. в официальном издании по истории Великой Отечественной войны при изложении событий августа 1939 г. указывалось: «Советский Союз уже не мог оказать помощь Польше, правительство которой столь категорически её отвергло. Единственно, что ещё можно было сделать, — это спасти от германского вторжения Западную Украину и Западную Белоруссию, а также Прибалтику. Советское правительство добилось от Германии обязательства не переступать линию рек Писса, Нарев, Буг, Висла, Сан»[798]
.В 1974 г. в другом официальном издании по истории Второй мировой войны этот тезис был повторён: «Выбирая путь договора с Германией, Советское правительство ещё могло предотвратить захват ею прибалтийских государств (Эстонии, Латвии, Литвы), но уже не могло оказать помощь Польше, правительство которой столь категорично и высокомерно отвергло любую помощь со стороны СССР. Однако ещё было возможно спасти от гитлеровского вторжения Западную Украину и Западную Белоруссию»[799]
.