Читаем Антиидеи полностью

Так наступают, в-третьих, отчуждение от человека его нравственной сущности, его моральное раздвоение на «подлинную» и «неподлинную» сущность. Причем трагедия этого отчуждения при капитализме состоит прежде всего в том, что «неподлинно» выглядят нормы, цели, идеалы, т. е. социально значимые, крупномасштабные моральные ценности, а «подлинно» – случайные, мимолетные интересы, даже капризы, пустое эгоистическое своеволие индивида.


Наконец, в-четвертых, происходит отчуждение человека от нравственного мира, от нравственно-психологического состояния другого человека. Этот другой мир оказывается таким же отдаленным, как чужие звездные миры. Он окружен панцирем непонимания, «неузнавания». Это чуждый, изначально враждебный мир, к которому следует относиться с опаской, быть настороже: ведь от него можно ждать всяких неожиданностей, каверз, разрушающих спокойно-мертвую тишину отчужденного существования. Впрочем, такой отчужденный моральный мир «Другого» вовсе не обязательно стремиться понять: его, как чуждый и враждебный достаточно либо насильственно поработить, подчинить, либо, выгодно для себя использовав, оттолкнуть как ненужный. Нравственно-психологическая рознь, вражда – неизбежный компонент морального отчуждения человека от человека при капитализме. Эмоционально-нравственная потребность в близком, однозвучном нравственном мире, тоска по своему alter ego, вызываемая одиночеством, постоянно заглушается страхом перед возможной враждебностью, насмешливостью этого мира, перед угрозой попасть к нему в плен, быть «использованным». В результате развитие морального отчуждения человека от человека прямо перерождает, нравственно-психологически опустошает внутренний мир индивида; он, как говорит А. Швейцер, уже «не имеет больше ничего своего и даже испытывает в некотором роде страх, что от него может потребоваться это свое». [Швейцер А. Культура и этика. М., 1973, с. 43]


Моральное отчуждение (и самоотчуждение) личности в капиталистическом обществе можно охарактеризовать разными понятиями: опустошенности и дезориентации, деперсонализации и стандартизации, одиночества и изоляции, потери ценностей и надежды и т. п. Но суть их – в утере морального резонанса человека с другими людьми и в раздвоении человека на две половины – «подлинную», которая запрятана и унижена, и ролевую, ущербно-функциональную, которая как чуждая сила уничтожает самый смысл и «самость» его индивидуального существования. Это, говоря словами К. Маркса, раскол человека на личность и случайного индивида. Наступает болезненное различение им внутри себя самого подлинной индивидуальности и рутинной роли «существования» как противоположных, враждебных друг другу сфер. Корни подобного отчаянного нравственного самочувствия личности лежат, по мысли К. Маркса, в самом фундаменте буржуазного общества – в господствующих производственных отношениях. Личность, поставленная на липкую ленту бездушного конвейера по воспроизводству капитала, неизбежно начипает чувствовать себя заброшенной, одинокой, подавленной, отчужденной от своего самобытного «Я» с его моральными потенциями и надеждами.


Товарный фетишизм порождает в обывательском буржуазном сознании ненасытную жажду присвоения и потребления вещей. Создаются лжеценности, погоня за обладанием которыми превращается в сокровеннейший смысл всей жизнедеятельности обывателя. Потребление из удовлетворения естественных и культурных потребностей, из удовольствия, наконец, превращается в самоцель. Акт купли и потребления нередко теряет всякую связь с пользой. Даже потребление культурных ценностей уже нередко не затрагивает глубинного морального мира личности, а имеет внешний, престижный смысл. Потребительская система мотивации губит мотивацию моральную: предметы потребления выступают для личности как отчужденные знаки социального статуса, который теперь достигается не нравственными поступками и героическими усилиями, а простым актом покупки. Развитие «отчуждения вещей» ведет на империалистической стадии буржуазного общества к «статусному потребительству» и присвоению культуры, формированию престижных эрзац-ценностей и т. д.


Нравственное самосознание болезненно переживает безысходную разорванность «должного» и «сущего», внутреннюю дезинтеграцию присущих ему норм, оценок и требований. Собственно говоря, это состояние саморазорванности сознания, оказывающееся морально невыносимым, и послужило экзистенциалистам моделью духовной жизни современного человека. Но стремление преодолеть коллизии нравственного сознания индивида на путях чисто внутренней перестройки его структуры и содержания, перестройки, отделенной от реального, социального преобразования действительных условий существования человека, с самого начала было обречено. Попытка преодолеть отчуждение «в одиночестве» чисто психологически оказалась вредной иллюзией, ведущей в своем последнем выражении к моральной «анемии» человека.


Перейти на страницу:

Все книги серии Критика буржуазной идеологии и ревизионизма

Похожие книги

Метаэкология
Метаэкология

В этой книге меня интересовало, в первую очередь, подобие различных систем. Я пытался показать, что семиотика, логика, этика, эстетика возникают как системные свойства подобно генетическому коду, половому размножению, разделению экологических ниш. Продолжив аналогии, можно применить экологические критерии биомассы, продуктивности, накопления омертвевшей продукции (мортмассы), разнообразия к метаэкологическим системам. Название «метаэкология» дано авансом, на будущее, когда эти понятия войдут в рутинный анализ состояния души. Ведь смысл экологии и метаэкологии один — в противостоянии смерти. При этом экологические системы развиваются в направлении увеличения биомассы, роста разнообразия, сокращения отходов, и с метаэкологическими происходит то же самое.

Валентин Абрамович Красилов

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Философия / Биология / Образование и наука