Антихрист

Ее голос сорвался на визг. Кунц чуть не зажал уши и не отвернулся – но не смог сделать этого.

Он не смел.

Мистер Сароцини выключил телевизор и колонки и закрыл шкаф. Вернувшись за стол, он спросил Кунца:

– Любишь ли ты Сьюзан Картер настолько, чтобы почувствовать боль, заставив ее страдать?

В первый раз в жизни Сьюзан чувствовала, что совершает что-то для себя, а не для кого-то другого. Она делала это потому, что таково было ее желание, и это было хорошо.

Она стояла на самом верху лестницы-стремянки в свежевыкрашенной передней спальне для гостей, с двумя гвоздями в зубах и молотком в руке, и была спокойна и счастлива. Наверное, благодарить следовало гормональные изменения, произошедшие в ее теле, или то волнение, которое она испытала сегодня днем, когда Майлз Ванроу прижал ультразвуковой датчик к ее животу и дал ей послушать, как бьется у ребенка сердце.

Если Джон наконец успокоится, все будет просто идеально. Нет ничего особенного в том, чтобы родить этого ребенка, это для них обоих, ради их брака, ради всего. Да, это не их ребенок, но от этого он не перестает быть человеческим существом, требующим любви и заботы. Она многим обязана этому зреющему внутри ее комочку плоти и должна отдать ему так же много. И еще это интересно. И, что самое важное, через семь с небольшим месяцев все закончится. Нужно только, чтобы Джон думал так же.

И она его убедит. Она уже сталкивалась с его упрямством: для него оно было чем-то вроде защитного механизма. Жесткая оболочка была необходима ему, чтобы пережить ужасы изломанного детства. В таких случаях с помощью конфронтации никогда нельзя было ничего достичь, поэтому она проявляла терпение, продвигалась вперед мелкими шажками, показывала свою любовь, молча глотала оскорбления и, отвоевывая дюйм за дюймом, побеждала.

Она вбила один гвоздь в стену, в центр нарисованного карандашом креста, и в этот момент дверь позади нее с грохотом распахнулась. Она в испуге обернулась. Второй гвоздь, бывший у нее во рту, выпал и со звоном упал на голые доски пола.

В дверном проеме стоял Джон. Выражение его лица испугало ее. От него несло спиртным и табаком. Его шатало, взгляд был расфокусирован. «Он же в таком состоянии вел машину!» – испуганно подумала она. Этот человек не был Джоном Картером, за которого она вышла замуж, который был ее опорой в жизни. Этого человека она не знала.

– Привет, – сказала она с опаской, потому что в последнее время его выводило из себя абсолютно все, что она говорила.

Он молча смотрел на нее, и от его взгляда у нее подгибались колени. Она увидела в нем – хотя надеялась, что это ей показалось, – неприкрытую ненависть.

Джон смотрел на совершенно незнакомую ему суку, которую он обнаружил в своем доме. Он думал о том, что, если он опрокинет лестницу, прямо сейчас, она упадет на пол, и это, возможно, приведет к выкидышу. Это нетрудно. Она балансировала на самой верхней ступеньке, с молотком в руке, крючок для картины косо висел на единственном вбитом в стену гвозде. Он подойдет и заденет лестницу плечом. Она не поймет, что это было намеренно.

А если она сломает руку? Или шею?

И вдруг она повернула голову, и Джон увидел, что это его жена, что это Сьюзан стоит на верхней ступеньке лестницы. И она выглядит такой счастливой. Она живет в доме, который любит, и делает то, что ей нравится: украшает свой дом, делает его таким, каким он виделся им в мечтах.

Он глубоко вздохнул, проглотил всю ненависть, которая росла в нем последние три недели, и заставил себя вспомнить.

Господи, всего семь месяцев.

И все кончится.

Девять месяцев – это немного. Она уже на восьмой неделе, так что остается всего семь, да, семь месяцев. Они справятся, они будут держать закрытым сундук с ненавистью и раздражением – и пошел Сароцини куда подальше.

– Как у тебя прошел день? – спросил он.

– Ездила к Майлзу Ванроу. Очередное сканирование. – Не зная, как он к этому отнесется, она решила умолчать о том, что слушала, как бьется у ребенка сердце. – Потом приехала домой, поработала над рукописью Фергюса. Затем решила повесить пару картин, одну с Суффолкской гаванью – помнишь, она тебе нравится. Она будет хорошо здесь смотреться, как ты думаешь?

– Думаю, хорошо. Я получу свой поцелуй?

Чувствуя, что настроение у мужа улучшается, она поддразнила его:

– Подними гвоздь, который я уронила, и я подарю тебе такой поцелуй, что ты закачаешься!

Джон нашел гвоздь, и Сьюзан вбила его в стену. Затем он подал ей картину, блеклый закат в морском порту, пейзаж, который они купили несколько лет назад на уличной распродаже.

– Может, посмотрим кино? Сегодня по телевизору есть несколько стоящих фильмов.

– Если хочешь. – Перспектива провести так вечер не вызвала у нее особого вопроса.

– А ты не хочешь?

– Просто сегодня такая хорошая погода, а скоро похолодает, и в саду уже не посидишь. Почему бы не устроить барбекю? Мы уже долго его не делали.

Джон рассудил, что она права. Уже конец сентября – лето прошло, будто и не бывало.

– Погода была хреновая, – сказал он, – потому и не делали.