Зильберт сжал голову руками и закрыл глаза. Он увидел освещенную бликами пламени комнату. Горела входная дверь квартиры. Огонь пополз по занавеске. Квартира быстро наполнялась удушливым дымом.
— Беги на балкон, сынок, — услышал Зильберт голос матери из соседней комнаты. Зильберт отскочил от двери и повернулся. Мать вышла из комнаты. На ее голове была черная накидка. Большие прекрасные глаза матери были спокойны и печальны. Она поправила ему воротничок рубашки и погладила по голове. — Это всегда повторяется с нашим народом. Всегда… Постарайся добраться до французской границы. Но не задерживайся во Франции, сразу беги дальше — в Америку, в Нью-Йорк, к нашим родственникам.
— А ты, мама?
— Я останусь здесь, у могилы своего отца и твоего. Я не могу уехать, точнее — не хочу. Выходи на балкон, перелезь на крышу, как ты умел когда-то делать, и беги.
— Нет, мама, пошли вместе.
Зильберт подбежал к входной двери и распахнул ее. В квартиру ворвалось пламя. Вся лестничная площадка была в огне.
— Беги! — закричала мать. — Я приказываю тебе.
— Нет! — что было силы, отчаянно закричал Зильберт. Тут мать оттолкнула его и бросилась в огонь лестничной клетки. Зильберт увидел, как вспыхнули на ней, бегущей вниз по лестнице, одежда и волосы, он упал на пол, но тут же вскочил и, охваченный ужасом, бросился на балкон: «Спастись, спастись во что бы то ни стало. Я должен это сделать». В ту ночь эта мысль отпечаталась в его мозгу раскаленным клеймом — навсегда. Он выполз на четвереньках на балкон и, прячась за ящиками, украдкой посмотрел на улицу. По улице бегали штурмовики, размахивая металлическими прутьями, они кричали, смеялись и улюлюкали, издеваясь над выскакивающими из домов людьми. Вся улица, усеянная осколками битого стекла переливалась, как поток огненной лавы, отражая огни фонарей и красные языки пламени, которые уже начали вырываться из-под крыши.
— Кто поджег дом?! — закричал высокий, стройный молодой человек в форме, который вышел из подъехавшего легкового автомобиля. — Кто отдал приказ? — Все молчали. — Вы думаете, я собираюсь вас наказывать? — сказал он и засмеялся. — Нет. Подумаешь, одним еврейским домом меньше. Вонь от них сильнее запаха гари… — Зильберт хорошо разглядел лицо этого молодого эсэсовского начальника, ярко освещенное пламенем пожара.
И тут он понял, где видел Ивана… Зильберт открыл глаза и вытер дрожащей рукой лоб.
— Что ты хочешь? — тихо спросил он у Ивана. — Нет, нет, прежде скажи: что, и тогда это были вы? — посмотрел, он затравленным взглядом на Сатану.
— Мы везде, где казнящий Иегова, — ответил за Ивана Сатана.
— Будьте вы прокляты… Я знал, что не выдержу… Что же будет с Зосей?
— Можешь отдать свои деньги, кому угодно, если хочешь, — сказал Иван.
— А ты что — будешь властвовать без денег? — И Зильберт громко рассмеялся.
— Буду, — как ни в чем не бывало ответил Иван.
— А зачем тебе тогда я? Властвуй… — сказал Зильберт и вдруг судорожным движением зажал себе рот и на несколько мгновений закрыл глаза, потом открыл, посмотрел на Ивана, потом на Сатану и продолжал: — Ладно, хорошо. Говори свои условия. Но имей в виду, это наваждение кончится, потому что ты — ты не можешь быть долго. Ты вне закона, ты осмелился нарушить мировой порядок, если связался с ним, — Зильберт кивнул на сидящего в кресле Сатану. Иван кивнул головой и сказал:
— Все это для меня не имеет ни малейшего значения. Так вот, ты должен дать мне возможность работать на Самаэле так, как я хочу, и все твои люди должны помогать мне делать задуманное мной дело.
Зильберт пожал плечами и всплеснул руками:
— Как это вы все, всемогущие, не можете без старика Зильберта? Никто не может ничего без меня — даже Сатана. Ха-хорошая карьера. Места на Земле мне стало мало, и я штурмую небо. Да, Иван? И что же ты будешь на нем делать?
— Истину. — Иван холодно смотрел на Зильберта, который, казалось, постарел сразу на десять лет.
— Я только не могу допустить одного. Одного… — бормотал себе под нос Зильберт. — Эй, Иван, откуда ты узнал, что я видел в ту ночь?
Иван кивнул на Сатану.
— Я тут ни при чем.
— Ладно, хватит об этом. Вот что. Мне нужны гарантии, что это никогда не повторится.
— Это не повторится, — твердо сказал Иван. — Я никому не хочу плохого, ни одному человеку, будь он еврей или немец, русский или араб. Для меня все равны: и христиане, и мусульмане, и евреи, и буддисты…
— Тогда стань евреем. Вот мое условие, — перебил Ивана Зильберт. — Тем более, раз тебе все равно, кем быть. И тогда Бог не допустит, чтобы ты использовал его, — Зильберт стрельнул глазами на Сатану, — против моего народа. Пожалуйста, — Зильберт подошел к Ивану и, глядя на него снизу вверх, взял за руку. — Ради Бога…
— Если тебе так хочется — я могу. Но возможно ли это?
Зильберт пожал Ивану руку и отошел. Повернувшись к окну, Зильберт начал молиться: