Антихристово семя (СИ)

Пал здесь был взрыт, отвалились пласты дёрна кругом, обнажив яму в три локтя, с россыпью земляных дыр поменьше кругом, словно кто-то яростно бил пикой сырую землю: беспорядочно и зло… Лычко опустил факел. В яме пугливо закопошились чернявые жучки, прячась под комочками суглинка, да влажно сверкнувший кольцами червь втянул жирное тело в норку. В иной раз Рычков сказал бы, что тут рванул брандскугель, но земля не обожжена копотью и порохового запаха нет… Яма не старая. Васька сунул шпагу под мышку, стянул перчатку и ощупал края — сыро…

— Гляди, господин асессор, — Лычко обошёл яму, переступая меж мелких дыр и поднял факел выше.

Цепь углублений рассыпалась на сажень и вытянулась в сторону Шила, который переместился ниже по склону и тоже глядел в землю, сбив свой тумак на затылок. Потный чуб блестел и прилип ко лбу.

— И туда глянь, — Лычко развернулся на пятке чуть в сторону и опустил факел к рыжему ковру.

Похожая цепочка ям-следов взрыхлила хвою в двух саженях от ямы и утекала в темень.

— Это чего такое, а?

Авдейку трясло, дёргалась щетинистая бородёнка, а зенки, мнилось, выкатятся из глазниц и побегут в темень волшебными клубочками.

— А ну, нишкни! — Рычков приподнялся, переступил яму, приближаясь ко второму следу. Так и есть — точно такие дыры. И посредине следа короткие росчерки перепаханного пала: где на вершок, где на локоть, извивами и рваными засечками. Васька сунул острие шпаги в дыру размером с ладонь и замер, почуяв упор. Ухватил пальцами у земли, потянул. На полторы пяди с кувырком, не глыбко. На острие налипло земли…

Он почуял рядом движение, обернулся. Шило неслышно ступая, подошёл близко, вплотную и тоже смотрел теперь в развороченные пласты дернины, ощетинившейся рыжими иголками. Его факел ронял шипящие горючие капли прямо в яму. Казак держал обнажённую саблю в другой руке. Не свою…

Рычков разогнулся, брезгливо отёр лезвие о рукав.

— Что там, десятник?

Шило поднял голову, взгляд его был затуманен, борода билась на сторону… Он смотрел в темень, вслед убегающей меж сосен россыпи дыр и молчал. Блестящая капля пота катилась по щеке. Трещало пламя.

— Очнись, казак!

Шило вздрогнул…

— Стоял Стручок там, — он поднял факел и ткнул им за спину, — У той сосны. Истоптал на аршин, инда иногда приваливался спиной к стволу. Там, в коре овчинные пряди застряли, но не похоже, чтобы спал… Кого-то заметил поодаль и пальнул. Наскочили на него после, сразу же — но он саблей ещё успел…

Десятник приподнял оружие, перехватывая пальцами за гарду.

— Его…

— Кровь? — Васька коснулся рукояти, потом принял клинок, осматривая лезвие — чистое, без зазубрин, только смазанный грязноватый след-полоса у плавного изгиба, в самой серёдке…

— Нет там ничего, — обронил Шило.

Портнов мелко закрестился, суетно бросая щепоть. Весло удержал его за плечо…

— Ничего?

— Дыры токмо такие же кругом набиты, переворошено всё… Мыслю — схватили его тут же. Пистоль выбили, или сам отбросил — перезаряжать некогда было. Саблю обронил, когда уже поволокли…

— Кто?!

Шило покачал головой.

— Не знаю…

Он сунул руку за пазуху и протянул асессору на раскрытой ладони… ощеп древесной коры.

— Вот, — сказал, — С клинка снял, застряло…

Рычков недоумённо повертел морщинистый, плотный кусок щепы… Нашёл узкую трещину, приладил к клинку. Вошло ровно и плотно, уселось…

— Не сосна это, — пробурчал десятник… — Да и затесей никаких на ближних стволах нет…

Ветер шевельнул над головами кроны, посыпал иголками. Чадящее пламя затрепетало и унялось тускнеющим светом, бессильным разогнать темень сколько-нибудь дальше нескольких саженей, только рвало клочьями, которые тут же прирастали к плотной завесе, как отрубленные головы Чуда-юда… И мнилось, что стоят за ней плотной стеной, угрюмой и злобной. Стоят и глядят на крохотные, слабые огоньки жадными глазами, и влажные багровые блики мельтешат в оскаленных пастях: дрожат в нетерпении члены и истомились лютым ожиданием: ухватить, разорвать, искромсать…

— Возвращаемся, — скомандовал Васька.

Вздрогнули, шевельнулись. Портнов судорожно набрал в хилую грудь воздуху. Шило вскинулся.

— Э, да ты погоди, господин! — насупил он брови. — Как это — «вертаемся». Брат у меня там… Мы с ним, знашь, сколь всего… Живой он, крови нет… По следу пойдём, настигнем!..

— А в засаду угодим?! А, казак?! — Васька вытянулся и приступил к десятнику, напирая, — Может статься, на то и расчёт: разделить в ночи, заманить, смять погоню вдруг, а после и остатних добить…

— Бог не выдаст…

— А выдаст?! — зло зашипел Васька, скалясь в самое лицо десятника. — Возьмёт, да и выдаст! А?! Много ты Бога в сечах видал?!! Я вот — ни разу!

— Да ты… — упёрся было казак, брызжа слюной…

… На холме грянуло. Разорвало тишину и темень с треском, огнём и дымом.

— Руби! — заметалось меж стволами. Покатилось по хвое…

— За мной! — заорал Рычков, кидаясь наверх.

И уже бежали, теряя дыхание и напрягая жилы. И ещё трещало впереди, и хлопало в разнобой. И лязгало, и скрипело, и рвалось гранатами в стороне от мерцающей искряным багрянцем темноты над гаснущим бивачным костром.