– Нет, Баркас, тут мы ни при чем, – банкир отбросил колоду и осмотрел трех других игроков, будто приглашая в свидетели. – Никаких разборок меж нами не было. Они сами не едут. Похоже, ихние паханы запретили.
– Почему так думаешь?
– Зайди к Гуссейну, посмотри. Там у него московские гужуются, какие-то свои дела решают.
– Ладно, – Баркас встал. – А те машины запусти за двадцать процентов. Не отравятся.
Он вышел, не ожидая ответа, ибо был уверен, что возражений не последует.
В цветочном павильоне пару лет назад делали ремонт. Под шум волны Гуссейн устроил себе шикарный офис с отдельным входом и четыре гостиничных номера, не уступающих по классу отделки четырехзвездочным отелям.
Зайдя в тупик меду бетонным забором рынка и задней стеной цветочного павильона, Баркас увидел стальную, обшитую деревянной рейкой дверь с широкообзорным глазком. Он знал, как позвонить и что сказать в переговорное устройство, чтобы дверь распахнулась.
Но сейчас на ступеньках сидели три черноволосых и черноусых незнакомых парня с решительными лицами.
– Куда? – гортанно спросил один. И, не дожидаясь ответа, добавил: – Поворачивай. Сюда нельзя.
– К Гуссейну, – стараясь не заводиться, сказал Баркас.
– Сегодня он не принимает, брат. Приходи завтра.
Баркас внимательно оглядел всех троих. Так внимательно, что они подобрались, напрягая мышцы, прикрывающие места, в которые обычно бьют без предупреждения.
– Скажи: пришел Баркас, – по-прежнему спокойно сказал бригадир. – А если он занят, то через час я выкину его отсюда, а завтра он уже будет сидеть в окопе под Степанакертом. Понял?!
Черноусые переговорили по-своему, один, оценивающе оглядывая Баркаса, сказал что-то в переговорное устройство. Через несколько минут дверь распахнулась.
– Извини, дорогой, люди новые, тебя не знают, – Гуссейн самолично встречал бригадира с улыбкой, которая могла предназначаться родному, много лет отсутствовавшему брату либо кому-то из старейшин рода. – Теперь узнали, как друга любить будут!
Гуссейн завел Баркаса в отделанный финским пластиком «под дуб» кабинет, нажал кнопку звонка. Через другую дверь из приемной вошла крашенная перекисью блондинка с пышными формами и вульгарным макияжем.
– Чай, кофе, фрукты, коньяк моему другу! – распорядился хозяин. – И застели диван в комнате отдыха. Гость захочет – полежишь с ним.
– Хорошо, – равнодушно отозвалась секретарша.
– Чай-май и коньяк не надо, – внес коррективы Баркас. – Полстакана водки и минет – все, что от тебя требуется.
– Хорошо, – повторила блондинка и прошла к полированной двери в глубине кабинета.
– А ты мне скажи, что у вас происходит? Почему прилавки пусты? Почему в казну не платят? Гашиш, соломку, колеса не везут?
Гуссейн состроил печальное лицо и развел руками.
– У нас война, ты знаешь В Москве сейчас тоже тревожно: указы, облавы, никакой жизни нет. Здесь каждый день рейды по гостиницам, ресторанам, вокзалам – наших отлавливают. Очень нехорошо работать стало, опасно. Вот пока наши и не едут, пережидают.
– А то раньше ничего этого не было! Что-то вы вдруг испугались... Может, ваши места дагестанцам в аренду отдать?
– Зачем старых друзей обижать? – скорбно спросил хозяин. – Но и вас наказывать нельзя! Я понимаю, убытка быть не должно. Значит, мы будем платить сколько причитается с наших мест. Независимо от того, торгуют на них или нет!
– Это другое дело! – повеселел Баркас. – Как твою девчонку зовут?
– Галочка! – Гуссейн причмокнул губами – Все отлично делает! Доволен будешь!
Баркас встал.
– Только чего ты меня в душную каморку запереть хочешь? Я в «люкс» пойду, на второй этаж!
Напряжение сковало улыбающееся лицо Гуссейна.
– Здесь хорошо! Музыка, видик, душ... Чего еще надо?
– Когда на скорую руку – то да! Но я отдохнуть хочу! Сколько раз ты меня в номера приглашал? Вот я и пришел.
– Номера, номера... Что там хорошего? Духотища, шум. А здесь прохлада, никто не мешает... Гуссейн суетливо забегал по кабинету.
В номерах жили особые люди, приехавшие по особому делу Подробностей Гуссейн не знал, но то, что Баркас не должен никого из них видеть, было совершенно очевидно Иначе можно потерять все – и место, и блондинку Галочку, и даже жизнь.
– Там канализация потекла, – содрогаясь от стыда, сказал он, и вышло очень правдоподобно. – Представляешь, только сделал, всем рассказал, и такой позор! Вонь, испарения! Надо заново ремонт делать, ковролин менять, трубы...
– Ясно... Значит, на входе твои новые сантехники сидят?
– Нет, почему, так, ребята, дальние родственники... Надо к делу пристроить.
– Ладно, уговорил. Пойду в комнату отдыха. Только ты проследи, чтобы никто не мешал!
– Что ты, что ты! Какой «мешал»! Я сейчас вообще контору закрою! – возликовал Гуссейн.
– Кто там в номерах живет? – спросил через час Баркас у разрозовевшейся от водки и секса блондинки. – Я хотел туда пойти, света больше и красивее... А он сказал, все занято...
– Понаехали какие-то... – Галочка сморщила носик. – Из Москвы, кажется... Важные все. По-своему джеркочут, ничего не поймешь! Когда выпьют – сразу под юбку, тут все ясно, только денег не дают. Одно хорошо, скоро уедут.
– Скоро?