– Вот… Часы и мобильники в ведро сложил, заныкал на чердаке. Потом можно толкнуть по одному…
– Сколько здесь?
– Тысяч сорок… Что-то около того.
Гвоздь посмотрел на пачку, на Берца. Он надеялся, будет больше. Из-за сорока тысяч, может, и не стоило рисковать.
– И это всё? – спросил на всякий случай.
Берц обиженно насупился.
– Ты что, блить, подозреваешь, что я общие деньги заныкал? Хочешь проверить? На, блить, обыщи!
Гвоздь махнул рукой. Сил не было ни на споры, ни даже на то, чтобы всерьез расстроиться.
– Что-то у Ниндзи, возможно, – предположил Лопух. – Сумка-то ведь его…
– А где Ниндзя?
– Трубку не поднял, – сказал Берц. – Спит, наверное.
Они опять замолчали. Берц принялся пересчитывать деньги – а вдруг ошибся?
– Сваливать надо, пока не загребли, – в который раз озвучил Гвоздь. – Причем всем вместе. Если одного из нас менты выцепят, всем остальным тоже хана.
– Куда сваливать? – с тоской протянул Лопух.
– Можно в Кабарду автостопом… Или в Осетию. Там в ауле каком-нибудь пересидеть… На сорок тысяч в этой глуши хоть целый год прожить можно.
– Ну представь: вот мы вчетвером вдруг куда-то пропали, уехали. Учебу бросили, работу, все такое… Менты ж сразу просекут, что это неспроста. Прикинут: ага, бар подняли четверо, и тут четверо куда-то смылись. Значит, они самые и есть…
– Сорок две четыреста, – сказал Берц.
– Чего? – не сразу понял Гвоздь. – А-а… Вот, блин!
– Главное, пацаны, не признаваться. Я – не я, и хата не моя! – сказал Берц, изображая бывалого преступника. – И ни фига они не докажут! Сейчас многие так отмазываются…
Лопух и Гвоздь с сомнением переглянулись.
– Хватит ссать! Давай пива возьмем, раз бабки есть, – Берц похлопал пачкой себя по колену.
– Ну, давай, – без особого энтузиазма отозвался Гвоздь. Лопух молча кивнул.
Труднее всего было добрести через бесконечный сквер до закрытого гастронома, выждать несколько томительных минут перед стеклянной дверью в очереди таких же страждущих грешников.
А потом двери открылись и их всех впустили. И все упростилось, как в школьном примере, где жуткую развесистую дробь обкорнали до одной-единственной цифирки.
Сладкая горечь «Жигулей», пузырьки в горле, пузырьки в голове…
Еще по одной?
Время побежало быстрее. Веселее…
Ух!
Вот идут люди по своим делам, никто не оглядывается, всем до лампочки.
Хорошо!
Вот проехал полицейский «луноход». Тихо-мирно – проехал и скрылся…
Зашибись!
Вот завалились в «Подорожник» (это через квартал от «Ноль-Три»), посидели. Никто не показывает на них пальцем, не кричит: «Хватай!».
Гвоздь, который еще недавно мечтал свалить в горный аул, по-хозяйски заметил, что здесь зал хорошо простреливается от входа… Да и касса наверняка будет посолиднее.
Лопух, без пяти минут оренбургский бомж, обратил внимание на отсутствие камер видеозаписи.
Берц подсчитал количество посетителей, что-то прикинул в уме и пришел к выводу, что здесь они могли бы снять как минимум тысяч сто.
– Все. Замётано, – сказал он, покачивая в воздухе указательным пальцем. – Грачи прилетели и… Что?
– Грачи налетели! – дружно подхватили Гвоздь и Лопух. – Ка-ар! Ка-аррр!!!
Ниндзя
Ящик избивал его, словно выполнял любимую работу, – деловито, привычно, короткими точными ударами – в грудь, в живот, в солнечное, в бок… Будто половик выбивал. Ниндзя, чемпион двора по кун-фу, сопротивлялся только первую минуту. Потом он просто сполз на пол, скрутился кренделем, прижал подбородок к коленям, но и тут они его достали – Мамочка перегнулась через сиденье, дернула за волосы, едва скальп не сняла. Она держала его, а Ящик бил. Потом она озабоченно огляделась:
– Надо уезжать. Люди кругом.
– Людям пофиг, – сказал Ящик.
Он будто завис, никак не мог остановиться.
– Пацан сейчас блеванет или обоссытся. Будешь отмывать.
Ящик ударил еще несколько раз, пока что-то не хрустнуло в груди. И только тогда сказал:
– Ладно. Давай за Светкой. Потом на дачу.
Загудел двигатель. Куда-то поехали. Ниндзя лежал на полу и пытался вдохнуть, а у него ничего не получалось. Внутри что-то не пускало. Глаза полезли из орбит, руки-ноги-пальцы стали выкручиваться, как бешеные, потом ударился головой обо что-то, а может, его ударили – и тогда отпустило. Как хорошо стало, какой восторг, ёханый бабай. Всю жизнь дышал и не замечал, не задумывался, какая это классная вещь.
Все это время они о чем-то переговаривались, ругались. Потом Ящик усадил его на сиденье, поднес к лицу большой ржавый гвоздь и сказал:
– Сиди тихо, пацан, иначе воткну в глаз. В окно не смотреть. Смотри на меня.
В руке у него оказалось яблоко, он стал грызть, а Ниндзя смотрел. Ящик отрывал от яблока большие куски вместе с сердцевиной и семечками, перемалывал своими крепкими челюстями и вытирал тыльной стороной ладони сок. Мамочка посмотрела в зеркало и сказала:
– Жрешь, как свинья.
Она ошибалась. Ящик не похож на свинью. Ниндзя видел в «Планете животных», как львы рвут пойманную антилопу, еще живую – она поднимала голову, изгибая полосатую шею, перебирала передними ногами, а ее кишки уже летели в стороны. Вот примерно так Ящик жрал яблоко.