Антикоды. Встреча с Горбачевым

Объект этой оригинальной драмы абсурда — в прямом смысле слова мещанство как «могущественнейшая общественная сила» современности, ее строительным материалом служат абсолютизированные фразы, а по форме это сатирический гротеск. В нашем отрывке старый, но «бодрый» сотрудник абсурдной Распорядительской службы Пльзак приходит на праздник другого, столь же бессмысленного учреждения — Ликвидационного комитета, — и демонстрирует непревзойденный образчик своих способностей. Пьеса стала театральным событием года.

Полный чешский текст «Праздника в саду» и других ранних драматических произведений Гавела — кроме «Уведомления», и еще пьесы «Трудно сосредоточиться» (1968), которая дала название сборнику 90-го года, — удалось найти в официальных изданиях теперь уже полувековой давности, сохранившихся в фондах ВГБИЛ им. М. А. Рудомино. Поистине, когда ищешь (если знаешь что) — обрящешь (пусть и не вдруг).

Не знаю, как воспринимали студенты-иностранцы 60-х годов отрывок из пьесы Гавела, который им предлагался в хрестоматии, завезенной кем-то в Москву. Сам я в его текст влюбился, начиная с первого же действия «Праздника в саду», и вот уже двадцать лет цитирую эту пьесу целыми пассажами. Например, такими:

Плудек. Такты выиграл или проиграл?

Гуго. Тут выиграл, а тут проиграл.

Плудкова. То есть если ты тут выигрываешь, то тут проигрываешь?

Гуго. Да, и наоборот: если я тут проигрываю, то тут выигрываю.

Плудек. Видала, Вожена? Вместо того чтобы выиграть — так выиграть, а проиграть — так проиграть, он лучше где-то чуток выиграет, а где-то малость проиграет…

Плудкова. Такой игрок далеко пойдет!

Если и можно согласиться с тем, что главный объект сатиры в драме абсурда, с которой начинал Вацлав Гавел, — мещанство (хотя в таком определении из хрестоматии, приведенном выше, угадывается эзопов язык эпохи соцреализма), то следует добавить: во-первых, это те средние слои, для которых высшая карьера — выбиться в чиновники, в начальники, в функционеры, а во-вторых, их представители позиционируют себя как народ. То и другое «Праздник в саду» являет с самого начала, в том числе на языковом уровне. Речь всех персонажей пьесы представляет собой причудливый конгломерат забюрократизированных идеологических клише и псевдонародной фразеологии, замаскированной то под непринужденный разговорный стиль, то под фольклорное глубокомыслие. Уже один только «Праздник в саду» впору было бы растащить на пословицы, которых автор рассыпал в тексте великое множество. Кроил же он их по лекалу настоящего устного народного творчества, причем так мастерски, что составитель и редактор первого русскоязычного издания этой и еще восьми его пьес, И. М. Зимянина, рекомендовала, приступая к переводу, обратиться к сочинению Ф. Л. Челаковского «Мудрость славянских народов в пословицах» (1851)! В нем, конечно, можно было найти только образцы для конструирования русских соответствий таких авторских построений, как, например: Кормил, кормил хомяка — ан дудка в камыше и сгинь! (в оригинале — суслик…) либо Словишь зайчика — твоим станет. Пародирует Гавел и социалистический новояз со всеми его лозунгами и штампами, например: «Распорядительская служба сегодня выступает где-то как бы единым фронтом в авангарде борьбы за новый подход к человеку!»

Речи, статьи, интервью Гавела-президента написаны пером не просто яркого публициста, но и блестящего литератора: как подметил А. Ермонский, откликаясь на книгу «Гостиница в горах» в журнале «Иностранная литература» (2000, № 12), Гавел здесь «предстает перед слушателями и проповедником, и моралистом, и эссеистом». Вот начало упоминаемой рецензентом благодарственной речи, с которой Гавел выступил в 1990 году в Иерусалиме при присуждении ему звания почетного доктора Еврейского университета: