Антикультурная революция в России

Когда началась так называемая перестройка, я сначала удивлялся и задавал себе один вопрос за другим, читая регулярно рупор горбачёвского синдиката лжи - «демократический» «Огонёк», возглавлявшийся «пламенным революционером» Коротичем. Вроде братия эта - против коммунистов, большевиков, за свободу слова и чистоту дела, а герои их наскоро состряпанных разухабистых материалов, с пылу с жару варганившихся карауловыми, феликсами Медведевыми и иже с ними, - Бухарин, Лурье, Троцкий, Тухачевский, Свердлов - старатели, руки которых в крови миллионов невинно убиенных русских людей. Значит, Орвелл в «Скотском хуторе» правильно заметил, что «все свиньи равны, но некоторые равнее».

Особое недоумение вызывало тогда, а нынче и совсем ставит в тупик отношение «свободолюбивых» представителей творческой интеллигенции, на дух не переносящих идей большевизма, поносящих Дзержинского и его контору на каждом углу, к одной из самых матёрых чекисток - Лиле Брик.

И я прошу ответить на мой вопрос Майю Плисецкую, посвятившую самые тёплые страницы своей биографической исповеди основоположнице её брака с Родионом Щедриным - кровавой леди нашей революции. Сколько гневных слов встретит читатель в повествовании прославленной балерины в адрес ЧК и КГБ, а вот «мама Лиля», бывшая гражданской женой заместителя шефа НКВД Якова Сауловича Агранова, воздвигнута на пьедестал жены цезаря.

Квартира Бриков - грязный вертеп, которому и нынешние порносалоны могут завидовать,- давала приют продажному террористу Блюмкину, здесь готовились проскрипции на уничтожение лучших русских людей, сюда попал и нашёл здесь свою погибель талантливейший, но мягкотелый Маяковский. Чувство брезгливости вызывает описание любовных треугольников, квадратов и прочих фигур извращений, царивших в «теремке» Бриков.

А как Майя Плисецкая восторгается сестрой Лилички - Эльзой Триоле и её мужем Арагоном! Забыв про свою антикоммунистическую озлобленность, поёт балерина осанну сладкой парочке - столпам французской компартии.

Неужели тонкий парижский парфюм, ужины в хороших ресторанах так притупили классовую ненависть Плисецкой к коммунякам? Ведь страшнее и циничней французских левых тогда в мире не было. Недаром такие деятели культуры, как Пикассо, Ив Монтан, Симона Синьоре и другие их товарищи, вносившие огромные деньги на счета лидеров французской компартии, поняв, что их средства идут на обеспечение роскошной жизни Арагонов и Триоле, переходили в ряды итальянских коммунистов.

Так что же, уважаемая Майя Михайловна, вы обо всём этом не знали или просто запах духов «Chanel №5», подаренных Эльзочкой, усыпил Вашу социальную бдительность?

С умершего режиссёра Параджанова теперь не спросишь, за что он боготворил кровавую Лилю Брик. У одарённых людей свои причуды, хотя Пушкин и Лермонтов подобных палачей свободы и гения избегали.

А вот «благородный» наш Атос - актёр Вениамин Смехов - целую пьесу об Аиле и Эльзе поставил и порадовал ею французов и русских. И куда девался у постановщика свободолюбивый дух любимовской Таганки, которой так мешала жить и творить простая русская женщина Екатерина Алексеевна Фурцева, а потом и ненавистный режиссёр Эфрос? Вот сестрички Брики - это сама свобода, чистота и благородство. Только как же быть с их столь пакостными биографиями и с памятью о замученных с их помощью людях?

А может, вам, господа демократы, ЧК действительно мать родная? Ну, скажем, как её певцу Юлиану Семёнову или друзьям его по перу?

Жду с нетерпением вашего ответа.

Русская классика и носороги

«Весь мир насильем мы разрушим» - слегка изменённые строки «Интернационала» поместили на своих знамёнах опьянённые революционным угаром деятели культуры, рушившие духовное наследие прошлого. Как бесновались футуристы, призывая уничтожать музейные собрания, выбрасывать на свалку истории красоту, мир спасающую! Даже чистую душу Есенина, всеми корнями связанного с многовековым крестьянским ладом, опалил бесовской огонь троцкистских пожарищ. К счастью, угар разрушения быстро миновал поэта, за что с ним зверски рассчитались упыри чекистские, не простившие творцу возвращение к Богу. А вот Мейерхольд до конца прошёл ухабистый и мрачный путь реформаторства и надругательства над прекрасным. Предав анафеме Станиславского и его идеи, будет он потом искать защиты у благородного, глубоко верующего наставника, приютившего отступника, травимого беспощадными революционными друзьями. Дождутся те кончины Станиславского и полной мерой воздадут Мейерхольду за так нравившееся им его толкование Гоголя, Островского и других незыблемых литературных авторитетов.