Антиквар

Смолин его нарочно заводил — и парниша, похоже, начинал помаленьку закипать: он такой рослый, такой мускулистый, такой крутой, всю «Бригаду» видел на два раза, а тут события протекают совершенно неправильно, не боится его клиент, словесно издевается…

Остальные двое тоже начинали закипать — а зря, подумал Смолин, совершенно зря, работу надо делать хладнокровно и рассудочно, пугать не хамским тоном и скрипучим бицепсом. В какой песочнице вас только откопали?

— Не твоё собачье дело, — в конце концов отрезал главарь. — Короче, если не хочешь, чтобы тебе ноги поломали, не отирайся больше вокруг бабки с картинами… Усёк?

Ещё как усёк, подумал Смолин, Ах, славно-то как, мои хорошие, какой-никакой, а следок даёте…

— Ну, ты понял, чмо бродячее? — рявкнул тот, что помещался от Смолина справа — скучно ему было стоять статистом, ничего он другого не умел, кроме стандартной закоулочной разборки…

— Мальчик, — сказал Смолин, с лёгкой усмешкой глядя на «парламентёра». — Ты что, дурацких фильмов насмотрелся? Не знаешь, как приличные люди должны разговаривать с приличными людьми? Да впрочем, куда тебе, дрочиле-мученику…

Его собеседник аж захлебнулся от злости. Смолин стоял на том же месте, покрепче упёршись в землю ногами и стараясь держать всех трёх в поле зрения. Он был почти спокоен. Ни у кого из этих обормотов нет волыны — одеты по летнему времени предельно легко, пистолет удалось бы заметить быстро, окажись он за поясом или в кармане. Они, конечно, могут оказаться суперкаратистами наподобие Чака Норриса, но что-то не похоже, никак не похоже.

Голову можно прозакладывать, что перед ним — обычная окраинная шпана…

А в общем, складывалось пока что неплохо. Он был спокоен и готов рвать глотки всерьёз — а эта троица хладнокровием похвастать не могла, кипела, как пельмени на сильном огне, а значит, в случае чего и реакция у них окажется похуже и прыти должной не будет. Предупредил бы их кто, что эмоции в таких делах категорически противопоказаны…

— Ну, я смотрю, ты по-хорошему, козёл, не понимаешь…

Смолин отпрыгнул, на пару секунд упредив их бросок к нему. Нажав большим пальцем незаметную костяную кнопочку на трости, резко развёл руки. В левой у него остался пустой футляр из тёмного дерева, зато в правой — четырёхгранный клинок длиной сантиметров в семьдесят, узкий и острейший. То, что таскал с собой Глыба — жалкое подобие настоящего оружия, то, что сейчас поблёскивало у Смолина в руке, было произведено сто с лишним лет назад золингеновскими немцами, хозяйственно использовавшими в работе клинки шпаг времён Наполеона. Когда-то в Европе была повальная мода на такие вот трости…

Он ждал, напряжённый и опасный. Вот только сопляки ничегошеньки не поняли, мимолётное удивление на их лицах моментально сменилось глумливой насмешкой. Тот, что был от Смолина слева, прямо-таки заржал от избытка чувств:

— Ну ты, дядя, придурок…

— Мушкетёр, гляди-ка, — подхватил второй. — Пора-пора-порадуемся…

Они похохатывали, переглядывались, бесконечно уверенные в себе, совершенно не представлявшие, на что способна в умелых руках боевая шпага, пусть и наполеоновских времён…

Есть! Один кинулся вперёд, выбрасывая ногу в довольно неуклюжем броске, который ему, надо полагать, представлялся грозным каратистским выпадом…

Без всякого труда уйдя в сторону, Смолин развернулся к противнику правым боком, сделал скупой выпад, вонзил клинок в левое ухо и тут же отдёрнул, переместился правее, на свободное пространство…

Всё шло, как он задумал — получивший абсолютно несмертельную рану индивидуум сначала взвыл, хватаясь за ухо, потом отступил спиной вперёд на пару шагов, зажимая ладонью ухо, издавая странные звуки — нечто среднее меж стонами и оханьем. Ухо — орган специфический. Когда его поранишь, кровь хлыщет в особенно обильных количествах, так что человеку неопытному тут же начинает казаться, что ему пришли кранты, смертушка неминучая… На несколько ближайших минут уколотый, сразу видно, вышел из боя, сократив орду противника на треть…

Расслабляться было некогда: оставшиеся двое уже пёрли на него с грацией обкурившихся травки бегемотов, и следовало работать отточенно. Первого Смолин встретил каскадом молниеносных, неглубоких, но настоящих уколов — в грудь, по плечам, по рукам, что опять-таки было совершенно неопасно для жизни, но чертовски болезненно. Напоследок хлестнул противника клинком по плечу, по ключице, словно палкой огрел. Получилось на пятёрку — обормот затоптался на месте, шипя и охая от боли, попятился, прислушиваясь к ощущениям в организме и пытаясь понять, что с ним происходит: а белая футболка местах в десяти покрыта кровяными пятнами, что не добавляет ни здравого смысла, ни спокойствия… Минус два.