Антиквар. Бестужев. Бешеная. Мамонты. Сибирская жуть. На то и волки

Данил посмотрел со своего места в зеркальце заднего вида, но рассмотрел лишь смутный силуэт за лобовым стеклом белой «Мазды», не без грусти улыбнулся в пространство — мы все же еще чего-то стоим, если такие девочки выбирают в качестве равноправных партнеров, не заикаясь о деньгах…

Рано умирать.

Молодой Семеныч оказался душой незатейливой. Данил уже видел, что не вызывает у него ни малейших подозрений, — во-первых, простой водила, не соприкасавшийся с «Клейнодом» вовсе, не мог знать в лицо всех сотрудников фирмы, если вообще знал хоть кого-то. Во-вторых, Данил по-прежнему считал себя способным вскрыть актерство, даже изощренное. Как-никак за это и платили, да и акционером фирмы стал с некоторых пор не за красивые глаза и острые зубы…

В течение ближайшего часа он главным образом слушал — мысли вслух товарища Семеныча о его молодой жене, теще, работе. Батьке и общей ситуации на земном шаре. Жену молодожен обожал, с тещей конфликтов не было, благо обитала в безопасном отдалении, за Батьку бесхитростно собирался выдрать глотку кому угодно, а вот общая ситуация на земном шаре в его изложении заставляла человека вроде Данила украдкой позевывать, ибо отдавала в обрисовке шофера несказанным примитивом. Считать, что весь мир идет войной на Рутению и ее Батьку, — это, пожалуй, все же пиитическое преувеличение…

Хотя неизвестно, что хуже: такое вот примитивное убеждение, коим одержим молодой водила, или то, что Данил успел раскопать, — никоим образом не глобальное, однако полное кровавой жути и жуткой грязи…

Понемногу он мастерскими невинными вопросиками начал уводить Семеныча в сторону — исподволь расспрашивал о том, что касалось перевозок. На всякий случай свой интерес он постарался должным образом замотивировать: мол, протирает штаны в кабинете, имеет дело с массой бумаг касаемо грузов и поездок, а сам меж тем понятия не имеет, что кроется за сухими строчками накладных, ведомостей и сводок. Ну не смешно ли?

Семеныч охотно согласился, что это и в самом деле смешно. И просвещал, как мог, от всей широты наивной души. Жаль только, уцепиться в его многословных рассказах, перемежавшихся юмористическими заметками о европейских впечатлениях, толком и не за что. Нет зацепок. Загрузился отвез — выгрузил. И не более того. Ни единой детали-подробности, заставившей бы вмиг насторожиться…

Гораздо более интересным с некоторых пор стало другое — синяя машина, маячившая в отдалении, явственно видимая в зеркальце. Она и не пыталась прятаться, как села на хвост километрах в двадцати от границы, на рутенской стороне, понятно, так и держалась в отдалении два часа, то ненадолго пропадая из поля зрения, то вновь объявляясь. Даже человек вдесятеро менее опытный давно определил бы, что имеет дело с натуральнейшим хвостом.

Держится на приличном расстоянии, но и отсюда можно определить по очертаниям и радиатору, что это — не самая старая иномарка. Любая Другая давным-давно обогнала бы грузовик, как сделали это штук тридцать легковушек, в том числе и несколько вовсе уж ветхих «копеек» и «четыреста двенадцатых»…

— Ну, а на дорогах шалят? — спросил Данил. — В смысле рэкета и прочего?

— А, больше брешут про этот рэкет… Два месяца у вас баранку верчу — а ни разу не сталкивался. И ребята ничего такого не говорили. Батька в свое время так и сказал: мол, в Рутении теперь один авторитет, и авторитет этот я, так что остальных просят не беспокоиться и сидеть тихонечко, как мышь под метлой…

Очередной километровый указатель, белые цифры на синем: 251. «А ведь, пожалуй что, близимся», — подумал Данил и сказал непринужденно:

— Тебя, может, подменить?

— А что, можете?

Данил продемонстрировал свои права, где были закрыты все пять категорий.

Он не стал объяснять, что во времена оны научили водить и кое-что еще, однако в автомобильных правах это умение, понятное дело, не отражали отроду.

Пояснил лишь:

— Я, знаешь ли, не всегда в коммерсантах ходил. Был когда-то главным инженером в нефтеразведке, там водить пришлось все, что движется…

— В России, выходит? То-то говор у вас не рутенский, не «дзюкаете».

— Могу и «дзюкать», коли будзе надабнасць, — сказал Данил весело. — Умею…

Ну, даешь баранку?

— Валяйте, пан коммерческий директор, поработайте малость простым пролетариатом…

Пока грузовик стоял и они менялись местами, синяя машина тоже стояла в отдалении. Тронулся грузовик — тронулась и она. «Интересные дела, — думал Данил, ловко управляясь с баранкой, — и не особенно маскируются. На польской стороне их не было, это точно. Не смог бы не заметить. Неужели и в этом случае просчитал все точно? Не голова у тебя, Черский, а…»

Он нажал на тормоз, переглянулся с Семенычем. Тот растерянно пожал плечами:

— Чумовые какие-то…

Бежевая «Волга» так и тащилась с черепашьей скоростью им навстречу — по их же полосе, упорно идя в лобовую атаку, так и вынуждая остановиться. Уйти влево не удалось бы, дорога тут ненадолго сужалась, превращаясь лишь в две полосы, разделенных бетонным бордюром, который грузовик ни за что не одолел бы.