Антиквар. Бестужев. Бешеная. Мамонты. Сибирская жуть. На то и волки

Мало было просто перетащить из одного места в другое — уложив ряд, мешки старательно вспарывали отточенными до бритвенной остроты охотничьими ножами, крест-накрест, наискосок, поливали из хранившихся до того в огромной армейской палатке канистр синеватой, резко припахивавшей, слегка пенившейся жидкостью так, чтобы просочилось на совесть, образовало комковатую влажную кашу, а уж на эту кашу выкладывали следующий ряд. Спины, конечно, взмокли от стахановской работы, несмотря на респираторы и заботливо припасенные вместо очков маски для подводного плаванья, гексотановая пыль и пары жидкости с длиннейшим непроизносимым названием проникали в носы, в легкие, в глаза. Как ни заверяли отцы-командиры, что химия, в общем, практически безвредная, организму от этого легче не становилось. Перхали, кашляли, отплевывались и чихали, украдкой матерились, но прерывать работу, конечно, не решались.

Куренной атаман торчал тут же, временами, ради ободрения личным примером, сам хватал мешок или канистру. За три часа он разрешил лишь два кратких перекура. И сейчас, поглядывая то на растущую кучу опустевших канистр, то на квадратную неописуемую груду, тихо погонял:

— Хлопцы, поспеши, поспеши! Время! Хлопцы поспешали, ворча под нос нечто вовсе уж совершенно непатриотичное, пытаясь отвести душу хотя бы в матерках.

Пару раз куренному залетали в уши особенно смачные эпитеты — касавшиеся в том числе и его персоны, но он, как опытный командир, все пропустил мимо ушей. Дал выпустить пар, разрешил в третий раз перекурить на скорую руку.

Из-за забившей рты и ноздри химической вони вкус табака не ощущался совершенно, но замотанные «куренные стрельцы» старательно глотали дымок, радуясь передышке.

— Подымили? — осклабился командир и, подавая пример, первым натянул болтавшийся на шее «лепесток». — За работу швыдче, труд из обезьяны человека сделал… Глянь, мало осталось!

И они вновь ухватились за плосковатые мешки, казавшиеся все более тяжелыми. Последние три рядка носили почти бегом, то и дело с хрипом оглядываясь за спину, чтобы еще раз убедиться: клятой тяжести все меньше, меньше, меньше…

Все. Буздыган с напарником, по колени увязая во влажной каше, из розовой уже ставшей грязно-бурой, двигались задом наперед, держа перед собой в затекших руках наклоненные канистры, все чаще плеская себе на ноги.

— Добре! Горючку тащите!

Теперь уже все до одного, вкупе с командиром, старательно поливали уродливую гору бензином — обильно, тщательно, стараясь не наплескать на себя. В воздухе повис густой странноватый запах — окропленная бензином смесь припахивала сладковато, пронзительно.

— Дорожку делайте! Тройную!

Трое попятились к лесу, осторожненько переставляя ноги, за ними оставалась тройная влажная полоса. Командир проверил часы, предусмотрительно завернутые в полиэтилен. Без нужды, просто чтобы снять напряжение, почесал в затылке. Встал возле поваленного ствола, держа часы перед глазами. Времени оставалось минут восемь. Остальные кучкой сбились за его спиной, шумно переводя дух, отряхиваясь, кое-кто жадно дымил.

— Здоровы будете! Что это вы тут мастерите?

Командир взвился, словно его ткнули шилом куда-нибудь в чувствительное место.

На опушке стоял мужичок лет пятидесяти, низенький и лысоватый, в кирзачах, мятых штанах и неопределенно-серого колера пиджачке. В руке у него была длинная неоструганная палочка, у ноги, высунув язык, смирно сидела поджарая овчарка без ошейника.

Командир поборол удивление в секунду. Он прекрасно знал, что возведенный ими штабель со стороны выглядит самой что ни на есть чудасией: квадрат пятнадцать на пятнадцать метров, высотой человеку под горло, исполинская груда влажной рыхлой субстанции, из которой там и сям торчали уголки мутно-прозрачных мешков.

Удивляться нежданному гостю не стоило — гораздо практичнее было подумать: где караульные, мать их? Трое, на трех направлениях, хоть один да обязан был заметить и если не удержать, то хотя бы свистнуть…

— Ну ничего себе! — абориген прошелся вдоль штабеля, косясь на него с почтительным недоумением. — Это что ж такое будет, хлопцы? На удобрение похоже…

— Кино снимаем, — сказал командир, прекрасно помня, в каком кармане у него пистолет. Нет, даже сейчас нужно работать без шума. Особенно теперь…

Кинуть его на штабель, когда полыхнет, — одни косточки останутся…

Он легким мановением подбородка подал Буздыгану сигнал, тот понятливо кивнул и выдвинулся вперед, притворяясь, будто всего-навсего хозяйственно осматривает груду.

— Кино? — удивился мужичонка. — А камера где? Ох и смердит оно у вас, дядьки…

Все хмуро смотрели на этого живого мертвеца, которому, к его невезению, жить оставались какие-то секунды. И потому им, просчитавшим в голове все наперед, понадобилось не менее десяти секунд, чтобы осознать: длинная череда взлетевших меж ними и штабелем фонтанчиков пыли — автоматная очередь.

Которой отчего-то не было слышно…