Антиквар. Бестужев. Бешеная. Мамонты. Сибирская жуть. На то и волки

– Сейчас это называется «ну и что», а в те времена это называлось уголовным преступлением и каралось соответственно. Я ведь не только книгами торговал, но и тогдашним антиквариатом. С рук. Коробейником был, так сказать…

– Значит, вы уже тогда с антиквариатом…

– Ну да.

– А почему сразу не открыли свой магазин? Не было стартового капитала?

Смолин вновь обернулся к ней – и вновь вынужден был констатировать, что она говорила совершенно серьезно.

Он добросовестно попытался представить, как году в семьдесят седьмом (то ли определяющем, то ли решающем, то ли еще каком эпохальном году очередной пятилетки) приходит в Шантарский горсовет и кладет на стол заявленьице с нижайшей просьбою позволить ему открыть антикварный магазин… или любой другой. Да нет, чекистов не вызвонили бы – но, убедившись, что парнишка трезвехонек, в психушку бы позвонили тут же. Куда ж еще сдавать советского комсомольца, вознамерившегося открыть свой личный магазин?

Может, это и прекрасно, что появилось новое, такое поколение, для которого иные детали советского времени – дурная сказка, в которую поверить невозможно. Вот только Смолин испытывал сейчас не радость за поколение новое, а нешуточную горечь за поколение свое, за все, что они перенесли тогда, когда запрещались и преследовались самые естественные для человека вещи. Не в том беда, что читать запрещали, как стонут побитые молью демократы – а в том, что торговать нормально запрещали, лишали ремесла, которое человек освоил еще в каменном веке…

– Что вы ухмыляетесь?

– А что у вас было по истории в универе?

– Ну, в общем и целом…

– Понятно, – сказал Смолин. – Милая Инга, в те былинные времена человека, вздумавшего открыть свой магазин, в психушку бы сплавили по счету «раз». Вы что, не слышали?

– Ну, я представляю… В общих чертах…

– Понятно, – повторил он. – Ну вот, а третий раз меня тягали за хранение холодного оружия. Холодным оружием были два тесака тыща восемьсот двадцать восьмого года и сабелька восемьсот пятьдесят пятого…

– Вы что, опять серьезно?

– Да вот представьте себе, – сказал Смолин. – Только не нужно и тут валить все на красных – «хранение холодного оружия» из Уголовного кодекса слиняло буквально годик-другой назад… Н у, это отдельная лекция на тему «ярко выраженный идиотизм российского законодательства», не место и не время… Поехали? У меня дела, да и вы не из лежебок…

Временами он искоса поглядывал на спутницу – Инга с несколько ошарашенным видом что-то бормотала под нос, явно переваривая шокирующую информацию. В конце концов она с мучительным раздумьем на лице хотела что-то спросить, но тут как раз засвиристел мобильник. Отделавшись буквально парой фраз, Смолин отключился и погнал машину быстрее.

– Случилось что-то?

– Да нет, клиент обозначился раньше, чем обещал, вот и приходится на ходу перестраиваться…

Он довез девушку до редакции, распрощался и, развернувшись в хорошем голливудском стиле, с визгом покрышек, помчал к своему магазину.

Там, слава богу, ничего не произошло – зато беда стряслась у Лёхи Маевского в «Дукате», о чем буквально через полчаса стало широко известно в узких кругах. Заявились два безупречно выглядевших клиента, поинтересовались холоднячком, и Леха, как любой на его месте, толкнул им и казацкую шашечку, и кортик Военно-Воздушных Сил Советской армии, и, что еще печальнее, штык-нож к автомату Калашникова. Покупатели слиняли с заботливо упакованными приобретениями, а через пару минут в магазинчик-то и влетела орава с соответствующими удостоверениями. Отдел по борьбе с незаконным оборотом оружия. Обыск в магазине, обыск у Лехи на дому, изъятия, протоколы, подписки о невыезде и прочие прелести. Учитывая, что лицензий на торговлю холодняком у Лехи не имелось отроду (как и у всех почти шантарских антикваров), дело припахивало керосинчиком за версту.

Впрочем, если только не намечалось никакой кампании, объявленной с самых верхов, то кончится все, можно заранее предсказать, нервотрепкой длиной в несколько месяцев, и не более того. Поскольку автоматически возникает масса интересных вариантов, в том числе и по спасению завалившихся. Следаки, с превеликим удовольствием поставившие себе очередную галочку, – это одно. А совершенно другое – суд, которому не всегда и охота всерьез возиться с такой вот нудной бодягой, имеющей тенденцию рассыпaться. Н у, и другие нюансы…

Гораздо хуже, что такие сюрпризы непременно бьют рикошетом по всему благородному сообществу. Антиквариат не лежит на месте, словно неподъемная чугунная гиря в два пуда.

Сплошь и рядом вещички путешествуют из магазина в магазин – то, что висло у тебя, порой просишь выложить на продажу собрата по бизнесу, авось у него уйдет скорее. Он обычно соглашается, поскольку вправе рассчитывать на ответную любезность с твоей стороны…