Антикварий

— Видали вы такого бессовестного плута! — воскликнул Монкбарнс и расхохотался, ибо почтенный хозяин не напрасно хвастал, что знает меру всех своих гостей, как сапожник знает длину ноги всех своих заказчиков. — Ладно уж, можешь прислать нам бутылку портвейна!

— Портвейна? Ну нет! Оставьте портвейн и пунш нам, простым людям. А лэрдам подобает пить кларет. И, смею оказать, никто из тех людей, которых вы так любите расписывать, не пил ни портвейна, ни пунша.

— Вы слышите, как уверенно рассуждает этот нахал? Что ж, молодой друг, придется нам предпочесть «фалернское коварному сабинскому».

Проворный хозяин мгновенно вытащил пробку, перелил вино в достаточно емкий сосуд и, объявив, что оно «надушило» всю комнату, предоставил гостям угощаться вволю.

Вино Мак-Китчинсона и в самом деле оказалось недурным и подняло настроение старшего гостя, который рассказал несколько занятных историй, отпустил ряд веселых шуток и под конец пустился в ученое рассуждение, касавшееся драматургов древности. В этой области его новый знакомый оказался настолько осведомленным, что наш антикварий начал подозревать, не сделал ли их мистер Ловел предметом своего специального изучения. «Он путешествует отчасти по делам, отчасти — ради удовольствия? Сцена — вот что может объединить то и другое! Ведь это работа для исполнителей и удовольствие — по крайней мере так должно быть — для зрителей. По манерам и положению он кажется выше тех молодых людей, которые обычно избирают этот путь. Но, помнится, кто-то говорил, что наш театр открывает сезон дебютом молодого человека, впервые появляющегося на сцене. Что, если это ты, Ловел? Ловел или Белвил — как раз такие имена, какие часто принимают молодые люди в подобных случаях. Ей-богу, мне жаль парня! »

Мистер Олдбок обычно был бережлив, но ни в коем случае не скареден. Первой его мыслью было избавить спутника от какого-либо участия в расходах, связанных с их маленькой пирушкой, которые, казалось ему, должны быть более или менее обременительны в положении юноши. Поэтому он постарался потихоньку уладить счеты с Мак-Китчинсоном. Молодой путешественник запротестовал против такой щедрости и примирился с ней только из уважения к годам и почтенной личности лэрда.

Удовлетворение, которое они находили в обществе друг друга, побудило мистера Олдбока предложить — с чем Ловел охотно согласился — ехать вместе до самого конца. Мистер Олдбок высказал желание уплатить две трети стоимости почтовой кареты, указав, что соответственная доля места требуется для его багажа; но это мистер Ловел решительно отклонил. В дальнейшем их расходы делились пополам, если не считать того, что Ловел иногда совал шиллинг в руку ворчащему почтальону, ибо Олдбок, верный старинным обычаям, никогда не давал на чай больше восьми пенсов за перегон. Так они и ехали, пока на другой день, около двух часов, не прибыли в Фейрпорт.

Ловел, вероятно, ожидал, что его спутник по приезде пригласит его к себе домой на обед. Однако, зная, как затруднительно принимать без подготовки нежданного гостя, а может быть, и по другим причинам, Олдбок не оказал ему этой любезности. Он лишь просил поскорее, как только это будет удобно мистеру Ловелу, посетить его в утренние часы, а затем отрекомендовал его вдове, сдававшей комнаты, и хозяину приличной таверны. При этом он предупредил каждого из них, что знает мистера Ловела лишь как приятного спутника по почтовой карете и не гарантирует оплаты никаких счетов по его расходам в Фейрпорте. Однако внешний облик и манеры молодого джентльмена, не говоря уж об увесистом сундуке, вскоре прибывшем морем на его фейрпортский адрес, надо полагать, свидетельствовали в его пользу не меньше, чем осторожная рекомендация его попутчика.

ГЛАВА III

Ты у него увидишь груды

Старинных лат, мечей, посуды.

Тут шлемы старые, гребенки,

Два телескопа,

Горшки для каши и солонки

Времен потопа.

Бернс

Устроившись в своих новых апартаментах в Фейрпорте, мистер Ловел вспомнил, что обещал посетить своего попутчика. Он не сделал этого раньше, потому что при всем добродушии старого джентльмена, так охотно делившегося своими знаниями, в его речах и манерах иногда проскальзывал тон превосходства, который, по мнению его спутника, далеко не оправдывался одной лишь разницей в возрасте. Поэтому он дождался прибытия из Эдинбурга своего багажа, чтобы одеться в соответствии с модой и своим внешним видом подчеркнуть то положение в обществе, которое он занимал или считал себя вправе занимать.