Антикварий

— Если ваша светлость мне разрешит, — промолвил Эди, которому продолжительность беседы в значительной мере вернула его смелость старого солдата и природную словоохотливость, — если ваша светлость мне разрешит, я бы сказал… Вашей светлости, конечно, виднее, а только я так рассуждаю, что старая Элспет похожа на древние, заброшенные крепости и замки в горах: ее разум частью разрушился и опустел, а частью кажется еще тверже, и крепче, и выше, словно башня среди развалин. Страшная женщина!

— Она всегда была такой, — почти бессознательно произнес граф в ответ на замечание нищего. — Она всегда отличалась от других женщин, а своим нравом и складом ума больше всего, пожалуй, походила на ту, кого уже нет… Так она хочет видеть меня?

— Она очень просит, — ответил Эди, — доставить ей перед смертью эту радость.

— Это не принесет радости ни ей, ни мне, — сурово промолвил граф, — но я удовлетворю ее просьбу. Она, кажется, живет у моря, к югу от Фейрпорта?

— Между Монкбарнсом и Нокуиннокским замком, но ближе к Монкбарнсу. Ваша светлость, наверно, знает и лэрда и сэра Артура?

Лорд Гленаллен ответил лишь отсутствующим взглядом, словно не понял нищего. Видя, что его мысли витают где-то далеко, Эди не решился повторить свой вопрос, столь не существенный для дела.

— Скажи, ты католик, старик? — спросил граф.

— Нет, милорд, — гордо объявил Охилтри, вспомнив в эту минуту о неравномерном распределении милостыни. — Благодарение небу, я добрый протестант.

— Тот, кто по совести может называть себя добрым, имеет основание благодарить небо, какой бы вид христианства он ни исповедовал. Но кто из нас на это осмелится?

— Только не я, — сказал Эди. — Я остерегаюсь впасть в грех гордыни.

— Чем ты занимался в молодости? — продолжал граф.

— Служил солдатом, милорд, и немало ночей провел под открытым небом. Меня должны были произвести в сержанты, но…

— Служил солдатом! Значит, убивал, и жег, и грабил, и расхищал.

— Не скажу, — ответил Эди, — чтобы я был лучше своих товарищей. Грубое это ремесло, и война люба только тем, кто ее не отведал.

— А теперь ты стар, и несчастлив, и выпрашиваешь у сострадательного встречного еду, которую в молодости вырывал из рук несчастного крестьянина?

— Я нищий, это верно, милорд, но я не так уж несчастлив. Что до моих грехов, то я успел раскаяться в них и сложить их, если так можно сказать, у ног того, кто больше меня способен нести их, а что до моего пропитания, то никто не пожалеет старику куска хлеба. Так я и живу и готов умереть, когда меня призовет господь.

— Итак, в прошлом у тебя мало приятного или достойного, о чем ты мог бы вспомнить, а впереди, до перехода в вечность, — еще меньше, но ты доживаешь свои дни, довольный судьбой. Что ж, ступай! И, несмотря на свои годы, и нищету, и усталость, не завидуй хозяину этого замка ни когда он спит, ни когда он бодрствует. На, вот тебе!

Граф вложил старику в руку несколько гиней.

Эди посовестился бы, может быть, как и в других случаях, принять такой щедрый подарок, но властный тон лорда Гленаллена не допускал возражений. Вслед за тем граф позвал слугу.

— Проводи этого старика из замка и посмотри, чтобы никто не задавал ему вопросов. А ты, друг, иди и забудь дорогу к моему дому!

— Трудно мне это, — сказал Эди, взглянув на золотые монеты, которые он все еще держал в руке. — Очень трудно это, после того как ваша светлость изволили столько сделать, чтобы мне не забыть!

Лорд Гленаллен смотрел перед собой, словно не замечая дерзости старика, позволившего себе возражать ему, потом махнул рукой, чтобы тот уходил, и Эди мгновенно повиновался.

ГЛАВА XXIX

В ребячьих играх был он верховод,

И чтил его мальчишеский народ.
То мяч он мастерил, то лук сгибал,
Биты не хуже столяра строгал.

Крабб, «Деревня»

Фрэнси Макро, послушный приказу хозяина, проводил нищего за пределы поместья, не давая ему ни поговорить, ни просто перекинуться словечком с кем-либо из слуг или подчиненных графа. Но, рассудив, что запрет не может распространяться на него самого, как на лицо, которому доверено конвоирование, он из кожи вон лез, чтобы выпытать у Эди предмет его доверительной и тайной беседы с лордом Гленалленом. Однако Эди в былое время достаточно часто допрашивали, так что он с легкостью уклонялся от расспросов своего бывшего соратника. «Тайны важных господ, — говорил себе Эди, — вроде диких зверей, запертых в клетки. Держи их под замком, и все будет хорошо, но чуть их выпустишь, они кинутся на тебя и разорвут на куски. Я помню, как туго пришлось Дугалду Ганну, когда он сболтнул лишнее насчет капитана Бэндилира и супруги майора».

Поэтому все попытки Фрэнси взять приступом стойкость нищего окончились неудачей, и, подобно не очень сильному игроку в шахматы, после каждого неудачного хода он становился все более уязвим для контратак противника.

— Так ты уверяешь, что не рассказывал милорду ничего особенного и говорил с ним только о своих делах?