Антикварная история

Они стали целоваться сразу, как только закрыли за собой дверь. У Маши даже голова закружилась от этих невозможно сумасшедших поцелуев. Наверное, Вадим понял, что это глупо – целоваться, стоя в коридоре, поэтому каким-то образом они переместились в комнату. Должно быть, он ее туда притащил. Нет, просто принес. В следующий миг они оказались на диване, и это тоже пролетело мимо ее сознания. А потом все непостижимым образом закрутилось в воронку, и ей совсем не хотелось из нее выбираться. Только погружаться все глубже и глубже. До самого дна, которого, как оказалось, нет, потому что там, в глубине, начиналась бесконечность.

Никогда еще его неухоженная квартира не казалась им такой уютной. Они долго лежали, бездумно трогая и узнавая друг друга. Его пальцы скользили по Машиной спине вверх, забирались под волосы, трогали горячее ухо, а потом спускались вниз по руке и гладили ее, лежащую у него на животе. Маша никогда не думала, что простые прикосновения могут быть такими важными и значительными. Он дотрагивается до нее, потому что она ему принадлежит. А он принадлежит ей, поэтому она тоже может трогать его там, где хочется. И он, наверное, не будет против.

Она уже было собралась проверить, так это или нет, но не успела. Вадим неожиданно поднялся, ушел на кухню и вернулся с бокалами и шампанским.

– Через две минуты Новый год, – сообщил он, открывая бутылку.

– Уже? – удивилась Маша.

– А ты хотела еще немного побыть в старом?

– Хотела. В нем я нашла тебя.

– А я тебя.

– Ты меня не искал. Выпихивал из офиса и из квартиры.

– Давай выпьем за то, что мне так и не удалось этого сделать.

– Я настойчивая и целеустремленная.

– Знаю. Но люблю тебя не за это.

– А за что?

– Да ни за что! Просто люблю и хочу, чтобы это никогда не менялось.

И в этот момент часы на далекой Спасской башне стали бить полночь.

А потом они забрались с ногами на диван и стали смотреть фотографии.

На одной из них Маша увидела камею. Анна Соболева, замужняя дама и счастливая мать, сидит в кресле, держа на руках маленького сына. Малыш смеется. Наверное, ему очень весело смотреть, как дядя прячется от него за большую коробку на ножках и, подняв над головой круглую штуковину на палочке, что-то говорит им с мамой писклявым голосом.

Анна чуть опустила голову, глядя на сына. На ее груди на тонкой цепочке красуется прекрасная камея. Она нарочно надела украшение. Скоро они с Николаем увидятся, и она отдаст камею ему. Пройдет время, но Николай, дотрагиваясь до медальона, всегда будет ощущать тепло ее кожи, знать, что камень прикасался к ней.

Маша достала из коробочки украшение и приложила к щеке. Теплая какая. Бедная Анна. Знала ли она, кому досталась камея?

Маша словно увидела, как Стах достает медальон, смотрит на него, трогает. Касается портрета Анны рукой убийцы. Ему досталось только изображение. Женщина не достанется ему никогда. Она всегда будет принадлежать только одному человеку – Николаю Соболеву, тому, чье изрубленное тело он зарыл в лесу, уничтожив все следы. Никто и никогда не найдет останки. Никто и никогда не узнает, за что он убил своего командира.

Маша убрала украшение в коробочку. Жаль, что они никогда не смогут положить камею рядом с телом полковника Соболева.

– Ты же утверждала, что печалишься крайне редко? – подозрительно поглядев на нее, спросил Вадим.

– Не могу удержаться. Печальная судьба у этой камеи, правда?

– Была печальная. Теперь камея принадлежит тебе.

– Нет, что ты! Я не могу!

– Ты вернула камею из небытия, и теперь ее судьба в твоих руках. Уверен, Анна хотела бы, чтобы судьба камеи изменилась. Подумай, она сделана с любовью и подарена в знак любви. Теперь я с любовью вручаю ее тебе, Маруся.

Утром

На следующее утро Маша проснулась одна. Побродив по квартире, она обнаружила на кухонном столе записку, которая гласила, что ночью на теплотрассе где-то на другом конце города случился порыв и посему Вадим срочно отбыл в пункт назначения.

Помчался спасать мир, подумала Маша и решила, что сидеть и скучать не будет, а поедет с визитами.

Перво-наперво она позвонила Льву Моисеевичу и, заранее растянув рот в улыбке, собралась поздравлять.

– Муся, так ты уже все знаешь? – вскричал директор вместо приветствия.

У Маши похолодело в груди.

– Что случилось, Лев Моисеевич? – испуганно спросила она, предполагая самое неприятное.

– Кошмар и ужас! Новая продавщица не вышла на работу!

– Почему?

– Заявила, что по трудовому законодательству ей положены выходные, как всем советским – представляешь, советским! – людям!

Не сдержавшись, Маша хихикнула. Значит, юная особь решила бороться за права трудящихся?

– Бина Рафаэльевна меня уже прибила за то, что принял сотрудницу без ее ведома! Но что мне было делать! План горел! Все горело! А теперь в зале вообще никого! Если ты откажешься сегодня поработать, то добьешь окончательно!

Маша знала, что магазин будет открыт в праздничные дни, и смиренно ожидала своей очереди выходить на работу. Но первого января?

– Муся! Что ты молчишь? Хочешь загубить мою молодую жизнь? Только не говори, что уехала в Таиланд!