Приобретение толстых обоев имеет свое объяснение, но мы скажем тут словами П. Н. Беркова, которые относились к иному историческому периоду, но неожиданно актуальны и для России 1990-х: «Это явление, характерное для раннего формирования русской буржуазной культуры, периода, когда вчера еще совсем неграмотные крестьяне-кулаки или полуграмотные замоскворецкие и питерские купцы-богатеи стали понимать значение внешней образованности, наружной культурности…»
Вечными ценностями этого сегмента служили комплекты журналов «Аполлон», «Золотое руно», «Старые годы», «Столица и усадьба», «Мир искусства»; изданные А. Ф. Марксом собрания сочинений русских и зарубежных писателей (особенно дорого ценились комплекты в издательских пестрых коленкоровых переплетах), иллюстрированные многотомники «Отечественная война и русское общество» к столетию войны 1812 года (7 т.), «Великая реформа» к полувековому юбилею освобождения крестьян (6 т.), серия «Вся природа» издательства «Просвещение» (14 т.), «Москва в ее прошлом и настоящем» (12 вып., ценились комплекты в издательских тисненых переплетах), иллюстрированные сочинения Л. Н. Толстого в переплетах с медными накладками (10 т.), жизнеописания императоров Н. К. Шильдера в переплетах с «большими коронами» (9 т., да сверх того 2 т. Татищева; «Павел I» в издательском переплете всегда считался крайне редким); «Еврейская энциклопедия» (16 т., особенно ценились комплекты в кожаных переплетах), «Военная энциклопедия» (18 т.), «Промышленность и техника» (11 т.), «История русского искусства» И. Э. Грабаря (5 т.), «История живописи» А. Н. Бенуа (4 т.), «Живописная Россия» (12 т. в 19 книгах), «Библиотека великих писателей» издательства «Брокгауз – Ефрон», которая ныне и присно именуется «двадцаткой» по числу томов; ну и конечно же, краеугольный камень толстых обоев – «Энциклопедический словарь» издательства «Брокгауз – Ефрон», причем комплект в 86 полутомах был всегда дороже, чем томированный вариант. Последнее замечание понятно в контексте темы – хотя томированный комплект встречается значительно реже комплекта в полутомах, но все-таки золотой блеск 86 корешков не перещеголять ничем, особенно если переплеты все именно черные, а не с примесью темно-коричневых (последнее огорчало покупателей толстых обоев особенно).
Конечно, вокруг этого эталонного перечня вырастало множество подобных (возможно, мы что-то забыли, потому что этот сегмент антикварной книги был всецело в руках у ныне почившего специалиста по хронологии библиофильства и еще пары особенно успешных антикваров 1990-х); однако это был типичный набор вожделений нуворишей. Лишь единицы из заказчиков толстых обоев превращались собственно в коллекционеров; в таком случае следом за толстыми обоями следовали труды по истории и вообще широкий круг историко-филологической литературы (в этом сегменте царил ныне здравствующий антиквар, окормлявший в те годы магазин в конце Арбата, а затем ставший его владельцем). Но в большинстве случаев коллекционирование на толстых обоях и завершалось. Да и шутка ли, поняв, что даже занятие уже готовых шкафов влетает в копеечку, многие останавливались по сугубо прозаическим причинам.
Не вполне справедливо говорить, что только в 1990‐х годах это направление стало пользоваться спросом, это, в общем-то, даже неправда. Просто в 1990‐х спрос возрос настолько, что такой мейнстрим мобилизовал значительную часть антикваров именно на поиск толстых обоев, которые отрывались с руками, а цена диктовалась уже исключительно фантазией как поставщика, так и того продавца, который был непосредственно с покупателем; именно в те годы возник термин «грузить», потому что иначе невозможно назвать то, за какие бешеные деньги это доставалось конечному потребителю.
А что же было ранее? До 1990‐х годов понятие толстых обоев не вошло в словник антиквара, однако специфический спрос на книги в «горящих» издательских переплетах был устойчив. Этими покупками славились богатые покупатели кавказских республик, а также обеспеченные жители столицы – завмаги, начальники автобаз, цеховики и прочие воротилы теневой экономики СССР периода полураспада и распада. В 1970–1980‐х годах их называли «фармацевтами». Этимология этого слова восходит к «Подвалу бродячей собаки», где, по замыслу Б. К. Пронина, этим именем назывались все, кто не относился к «творцам» – поэтам, писателям, артистам… Поэтому «фармацевты» платили за вход в заведение, а для «творцов» он оставался бесплатным.
Так и народилось новое поколение «фармацевтов» уже в нашей области, и когда про некоего клиента книжники говорили, что он «фармацевт», дальнейшее объяснять было излишне.