Хининов сейчас делал то, чего Марина совершенно не ожидала в этой ситуации: пытался шутить. Про себя девушка подумала, что, возможно, очень ошибалась, считая своего инструктора человеком мягкотелым.
- Не знаешь? - переспросил Хининов и продолжил, чуть растягивая губы в улыбке:
- Для того чтобы избавиться от головной боли, голову нужно отрезать. Тогда никогда и ничего больше болеть не будет.
- Часы опять появились, - Марина подумала, что Хининов хочет ее подбодрить, но взгляд ее помимо воли был прикован к мигающим цифрам. - Но ничего, у нас еще есть несколько секунд. Около тридцати.
В наушниках послышался голос Баранова, который требовал, чтобы они оба немедленно убирались подальше, но Хининов так же спокойно сказал, что будет продолжать:
- Все равно уже поздно. Не успеем уйти. Кстати, Марина, ты, часом, не знаешь, куда подевался наш новоявленный эксперт по взрывному делу?
- Нет.
- Как истинный разведчик, он имеет кое-какие заначки и так называемые лежки - квартиры, где может перекантоваться ночь-другую... Возможно, и эта мина дело его рук. Так, если хочешь уходить - уходи. Я сделаю эту штуку, или мне конец...
- Я остаюсь.
- Ладно. Сейчас мы ее замкнем. Коричневый совмещаем с оголенным медным. Но к негативу не дотрагиваться. Дотронься до медного.
- Слишком маленький. Я не смогу.
- Получится, получится. Главное - медленно.
Буквально за две секунды перед возможным взрывом Марина зацепила зажимом именно за тот оголенный проводок, который ей указывал Николай. После замыкания цифра "два" так и осталась на табло.
- Вот и все, - улыбнулся инструктор.
Аристова удивленно посмотрела на него. Такого хладнокровия, такого спокойствия она не ожидала от инструктора ОМОНа по взрывному делу.
Он даже не вспотел, у него даже не дрожали руки, как это бывает у всех, жизнь которых висит на волоске.
"Неужели он такой выдержанный? - подумала Марина. - Если это действительно так, - продолжила она свою мысль, - то он не просто герой, а уникальный человек. И он мне нравится".
***
Несмотря на ранний час, у центрального входа в больницу уже толпились вездесущие репортеры местных и столичных газет, сновала между милицейскими начальниками энергичная тележурналистка, осматриваясь, в кого бы это вцепиться и вырвать необходимую информацию.
- Снимай, - крикнула оператору Оксана, едва увидев выходящих из здания больницы Марину и Николая, а сама устремилась к ним с ворохом вопросов:
- Что это была за бомба? Считаете ли вы, что в городе действует террорист-одиночка? Вы сейчас спасли жизнь матери и только что родившегося ребенка, что вы скажете по этому поводу?
- Мальчик родился или девочка? - устало улыбнулся Хининов.
- Мальчик, - ответила наугад Оксана. - Это произошло несколько минут назад.
- Я не знал об этом, но буду не против, если мальчонку назовут моим именем.
- Вы уже встречались с подобными бомбами раньше?
- Я очень рад, что никто не пострадал, - отмахнулся от тележурналистки инструктор и скрылся с Мариной в спецавтомобиле.
***
Леонову пришла в голову мысль постричься под панка. Боясь, что его опознает парикмахер, он все же уселся в кресло и стал показывать, как его стричь.
- Это несколько не по возрасту, - пробовала урезонить его юная парикмахерша с острыми коленками и такой же грудью.
- Пожалуйста, прошу вас, - голосом, который мог сойти и за любезный, проговорил Леонов.
Юная цирюльница выстригла затылок, а на темени оставила залихватский чуб, некое подобие хохолка, что коренным образом изменило облик Леонова. Большое металлическое лезвие на груди, две массивные цепи на запястье вместо браслета не могли бы сбить с толку только опытного сыщика.
Короткая кожаная тужурка с наклепками довершила образ неунывающего в годах панка.
Теперь Леонов мог не прятаться от прохожих.
Весь этот маскарад позволил беспрепятственно пройти к дому, в котором жил ветеран абхазской войны с усохшей ногой Саламахин. Именно через него Леонов решил попытаться найти неуловимого минера-убийцу. Вскоре майор стоял перед дверью прибежища своего бывшего сослуживца и ждал, когда тот после долгого звонка откроет.
- Не заперто, - послышался голос.
Леонов проскользнул в прихожую. Из прихожей было видно, что в глубине слабо освещенной комнаты стоит инвалидная коляска. Саламахин даже не оглянулся; наверное, видел его из окна.
- Я знал, что ты придешь ко мне.
- Почему?
Саламахин промолчал.
- Где твоя мебель? - спросил Леонов.
- Я на нее постоянно натыкался. Вообще-то ты здорово трепался по телевидению...
- Ты видел?
- Телевизор - для меня единственное утешение.
- Я чувствую, что ты все еще злишься на меня. Ты должен избавиться от этой злости. Ведь никто не виноват, что я уцелел тогда в Абхазии.
- Ты пришел для того, чтобы бередить мне раны?
- Нет, у меня проблемы.
- Я слышал. Ты хочешь у меня остановиться?
- Нет. Ты должен посмотреть одну штуковину, - с этими словами Леонов протянул Саламахину кусок цилиндра от мины, который он стянул из расположения саперного отряда. - Ты ведь хорошо в этом разбираешься...
- Это сплав, - сказал Саламахин, щелкнув выключателем бра, привинченного к стене. - Полагаю, что хромовый...