Антимавзолей

Он огляделся, отыскал на стене у входа архаичный выключатель и повернул его. Вместо щелчка послышался ржавый хруст, и рукоятка выключателя осталась у него в пальцах. Привинченный к бетонной стене светильник, забранный металлической решеткой, даже не подумал загореться.

– Такой большой, а в сказки веришь, – заметил по этому поводу Гургенидзе.

Он обернулся и отдал распоряжение Телятникову убрать строителей подальше – в вагончик, а еще лучше – на рабочие места.

– Пусть достраивают забор, – сказал он, – а потом... Потом, Виктор Иванович, уважаемый, придется их, наверное, отправить в Москву. Надо разобраться, что здесь такое, и разобраться аккуратно, без посторонних.

Клыков одобрительно кивнул.

– Верное решение, батоно, – сказал он. – Только еще вернее было бы позвонить куда следует. Пускай бы сами разбирались со своими покойниками.

– Хороший чекист – мертвый чекист, – возразил Гургенидзе, протискиваясь в дверь и подходя к стоявшему в углу письменному столу. Позади него виднелся жесткий деревянный стул, а еще дальше, в самом уголке, возвышался облупленный несгораемый шкаф. Дверца сейфа была приоткрыта, застеленные пожелтевшими газетами полки пусты. На столе тоже ничего не было, а на полу валялся разбитый вдребезги лист толстого оконного стекла, когда-то, по всей видимости, лежавший на столе. – Мертвого чекиста мне более чем достаточно, – продолжал Гургенидзе, заглядывая в несгораемый шкаф. – А если послушаться тебя и позвонить куда следует, сюда понаедут живые, оцепят тут все, выживут меня с моей собственной дачи... Я не говорю, что этого бойца невидимого фронта надо закопать под забором, как дохлого пса, хотя это было бы проще и спокойнее. Но мы же, в конце концов, православные! Купим ему гроб, упакуем как полагается и отдадим коллегам... потом. Сначала я хочу сам посмотреть, что там, внутри.

– Обрати внимание, батоно, – сказал Клыков, – что внутренняя дверь заперта на засов. Отсюда, снаружи, заперта. Этот парень стоял здесь на часах. И заметь, что это не солдатик срочной службы и даже не старшина-сверхсрочник, а офицер. Там, внутри, может обнаружиться все что угодно. Например, чумные бациллы.

Гургенидзе что-то рассматривал в пустом сейфе, светя себе зажигалкой.

– Никакая бацилла не проживет пятьдесят лет в герметично закупоренном помещении, – глухо донесся оттуда его голос. – Это я тебе говорю как бывший микробиолог. Бацилла – тоже человек, ей кушать надо, понимаешь?

– А кто тебе сказал, что это помещение простояло закупоренным пятьдесят лет? – спросил Клыков.

Вопрос этот был задан из чистого упрямства; начальник охраны и сам понимал, что в данном случае разница в десять-пятнадцать лет не имеет никакого значения.

– Я тебе говорю! – торжествующе объявил Георгий Луарсабович и с громким шорохом вытащил из сейфа пожелтевший газетный лист. – Смотри, дорогой: "Правда" за седьмое июня пятьдесят четвертого года. Считать умеешь?

– А ты неплохо соображаешь, батоно, – с уважением сказал Клыков.

– Доктор биологических наук, который не умеет соображать, не такое частое явление, как думают некоторые, – заявил Гургенидзе, кладя газету на стол. – Я тебе даже больше скажу, батоно Коля: мне, кажется, понятно, что здесь произошло. Похоже, новая власть закрыла какой-то старый, еще сталинский проект, и закрыла очень решительно.

– Какой там еще проект, – проворчал Клыков, разглядывая засов, запиравший вход во внутренние помещения бункера. Засов был лишь слегка тронут ржавчиной – видимо, наружная дверь, засыпанная землей, и впрямь закупорила бункер почти герметично.

– А ты открой, – тоном провокатора предложил Гургенидзе. – Вот и посмотрим, что за проект такой.

– Знал бы ты, батоно, как мне этого не хочется! – искренне вздохнул Клыков.

– Я тебя понимаю, дорогой. Но ведь и ты понимаешь, что деваться некуда. Открывать все равно придется, разве нет?

Клыков безнадежно махнул рукой, позвал охранника и велел принести фонари. Вскоре были доставлены три мощных, питающихся от аккумуляторов фонаря с большими рефлекторами. Клыков поставил у входа в бункер двоих охранников и велел смотреть в оба. Еще одного охранника они решили взять с собой – просто чтобы третий фонарь не пропадал понапрасну и еще на тот случай, если придется двигать что-то тяжелое и вообще применять физическую силу.

Когда все приготовления были закончены, Клыков вдруг спохватился, снова наклонился над трупом чекиста и попытался осторожно убрать его руку с кобуры. Как он ни осторожничал, сухие, больше не скрепленные истлевшей плотью и сухожилиями кости рассыпались под его пальцами. Клыков гадливо скривился, но не отступил и, откинув клапан кобуры, вытащил оттуда вороненый, лишь самую чуточку тронутый ржавчиной "ТТ".

– Не нравится мне это, – повторил он. – Гляди, документы забрали, сейф очистили, даже со стола все бумажки убрали – графики дежурств, номера "горячих" телефонов и что там еще могло лежать, – а ствол оставили.