АнтиМетро, Буэнос-Айрес

– Уже обратил. Похоже, что очень скоро я стану двоюродным дедом. Да, быстро бежит времечко. Избыточно – быстро…. Ага, это – как я понимаю – сеньорита Мария Сервантес-Рамос? Наслышан, наслышан! Не удивлюсь, если лет через десять-пятнадцать вас, милая девушка – в определённых узких кругах – негласно признают самой влиятельной женщиной Южной Америки. Совсем не удивлюсь…. Позвольте облобызать вашу прекрасную ручку! Польщён, польщён. Как будто бы вкусил небесного нектара…. Танюша, ласточка небесная, не смотри, пожалуйста, на меня глазами голодной тамбовской волчицы. Тебе, девочка, это совершенно не идёт…. Гы-гы-гы! Не собираюсь я, честное и благородное слово, изменять моей почтенной Галине Никаноровне. Не собираюсь. Тем более, с молоденькой дальней родственницей…. Докладов, ясен пень, от вас никаких не требуется. Какие ещё могут быть доклады – к свинячьей маме – если я нахожусь здесь в насквозь неофициальном порядке? Вот, когда вернётесь в родимую Россию – по завершению операции «Старый цемент» – тогда и отчитаетесь по полной программе. И передо мной, да и перед другими серьёзными товарищами и господами…. Интересуетесь, наверное, где же гениальный доктор Глебов? Юрий Васильевич сейчас – с помощью микроскопов, анализаторов и прочих хитрых научных причиндалов – общается с вашими загадочными белыми таблетками. В том смысле, что время поджимает. Уже послезавтра я должен вернуть Глебова на секретную зону, где он отбывает – за свои питерские фокусы – пожизненное заключение. Впрочем, имеет место быть и прошение о помиловании, поданное провинившимся доктором на имя Президента России. Вполне возможно, что я дам ход этой бумаженции. Понятное дело, что с некоторыми пояснениями и рекомендациями…

А ещё через два часа Глебов – тщедушный узкоплечий человечек с печальными глазами горной аргентинской ламы – сделал перед заинтересованной аудиторией развёрнутый доклад.